Книга Трех
Шрифт:
— Вылазь, хоть поболтаем.
— Я тебя отсюда прекрасно слышу.
— Ну вылазь, спросить че хочу.
— Да я вроде и не знаю ничего.
— Ладно, — мстительно протянул я, — попроси в имении баньку построить. Настоящую, полноценную. А не этот закуток. Отольются кошке мышкины слезки.
— Тю, — окончательно проснулся банник. — Да я уже и денег скопил. Сам построю.
— Кто тебе разрешит, интересно?
— Ну вот он я, — мигом изменил решение Потапыч, и голос вроде стал ближе, — можно наружу высовываться не буду? Зябко все же.
— Можно. Что ты там
— Так я ж говорю, последнего в осьмом году убили. Прошлого века, само собой. Тогда с этим братом строго было. Да и за погостом приглядывали?
— А почему за ним приглядывали? — побежали у меня мурашки по спине.
— Да понятное дело почему. Кладбище не простое, силой наполненное. Тут кроме деревенских и вашего брату хватало.
— Волшбеников?
— И волшебников, и ведьмаков. Рунические изготовители, артефакторы то бишь, сюда редко заглядывали, а остальных хватало с избытком.
— Получается, и личи поднимались? — совсем стало мне не по-себе.
— Кто? — не понял Потапыч.
— Нежить волшебная. Мертвые маги.
— А-а-а, — как-то слишком спокойно протянул банник. — Бывало, само собой. Как без этого. Но тут маг из Конклава обитал рядышком. Он нежить быстро успокаивал. Надо же секрет один знать. Но теперича чего об этом беспокоиться? Сколько лет прошло.
Я кивнул, хоть от Потапыча это движение и ускользнуло. Лич и вурдалаки — дети одного явления — смерти. И различаются лишь по воздействию силы. Это не бесплотные духи или призраки, от которых можно отмахаться теми же рунами или простейшими заклинаниями.
К примеру, вурдалаком мог стать любой, даже немощный. Стоило лишь силе заполнить мертвое тело. Зачем она это делала и с какой целью — не скажет никто. Я читал, что в российской Академии даже факультет был, специализирующийся на всяких мертвяках. Правда, воз и ныне стоял там. Ну, или просто нам в учебниках ничего не писали. В любом случае, вурдалака было убить довольно просто. Достаточно уничтожить тело любым доступным способом. С личами или нежитью, как называли у нас их издревле, дело обстояло сложнее.
Ими становились исключительно маги, пусть и немногие. После смерти сила не хотела покидать тело. И бах — из могилы поднимается вполне себе разумный мертвяк. Такого уничтожишь, скажем, Метеоритом или Расщеплением — высшими заклинаниями, так он все равно по кусочкам обратно соберется. Тут действительно был один важный нюанс.
В учебниках все объяснялось просто. На умершем должен находиться сильный артефакт, как правило — амулет. Именно он становился филактерием, местом, куда «пряталась» от смерти душа. Разрушишь филактерию — убьешь лича. Та самая сказочка про Кощея Бессмертного, которая ни черта и не сказочка. Вроде легко. Только нежить разумная и всеми силами старалась артефакт сохранить. В общем, сложно все. А тут еще погост этот и легенды о Тесее.
Наследил, древнегреческий полубог, ой наследил. И чудовище возле Афин победил, и амазонок одолел, и в загробный мир заглянул. Вот по поводу последнего я волновался больше всего. Потому что, если верить мифу, Тесей как раз там и застрял. И если бы
В невеселых раздумьях прошла большая часть пути. И наконец, минуя стороной Горелый хутор, который в снегу выглядел еще более зловеще, мы выбрались к кладбищу.
— Где тут погост? Вы не видели? Сам я найти не могу. Тихо ответили жители: «Это на том берегу».
— Какие жители, хозяин? — на мгновение появился на плече Потапыч. Поежился и убрался восвояси. — А, ты это шуткуешь, стало быть?
— Вслух рассуждаю. Вспомнилось что-то, — неторопливо шел я, разглядывая окрестности.
Пусто. Тихо. Ветрено. Будто Байков послал мне воздушный привет. Хорошо бы, если так. Но Димон сейчас совершенно в другой стороне начинает пробовать на зуб очередные придумки Древних. Хотя, наверное, еще все-таки рано.
Пытаясь не обращать внимания на пронизывающий ветер, я ступил на «святую землю». Бред, конечно. Никакая она не святая. Вот стояла бы тут артефактная постройка с преобразователем внутри, которая забирала «мертвую» силу, тогда бы другое дело. Ни вурдалаков, ни нежити бы не водилось. Обычно такими зданиями являлись маленькие часовеньки. Но чего не было, того не было.
Вообще, я не подозревал, какой энергетической мощью должна обладать сила, способная поднять из могил нежить. Ведь упокоены здесь люди давно. Лет сто, как минимум. Кресты (а в большинстве своем попросту скособоченные палки, будто к ним сейчас привяжут помидорную рассаду) почернели, рассохлись, затрухлявели. Если и писали на них когда-то имена погребенных в земле, то теперь и не разберешь ничего.
Кое-где сохранились каменные плиты. Видимо, там хоронили людей побогаче. Только и от них толку тоже оказалось мало. Одна раскрошилась, другая сломана посередине, третья едва покосилась, однако сколько я не вглядывался, не разобрал ни строчки. Да и что бы они мне сказали? Что здесь похоронен какой-нибудь купец или мелкий чиновник?
Внезапно Потапыч тихо ойкнул, после чего подал голос уже более осознанно. С чувством, с толком, с матом. Еще бы, вы попробуйте какого-нибудь эфиопа или кенийца поместите в среднюю полосу России зимой. Причем так, без подготовки, в одном белье. Или, как сказал бы Потапыч — исподнем.
Поэтому мне сейчас банника почти было жаль. Тот пусть и схватил полотенце, в которое пытался кутаться, однако его неумолимо волочило прочь от меня. Босыми ногами, да по снегу. Тут одно из двух: либо закалится, либо заболеет. Сопливые домашние духи — что-то новенькое.
Хотя все это значило другое. Образовался барьер, соответственно, сейчас появится и тот, кого мне надо одолеть. Точно подслушав мою догадку, одна из каменных плит, та, что поцелее, дрогнула и завалилась на бок. Снег рядом зашевелился, обнажая черную, словно сочащуюся смертью землю. Я запоздало заметил, что ветер стих. И только подняв взгляд понял, что его не было исключительно над кладбищем. Вдали он угрожающе качал ветви деревьев, сейчас похожие на скрюченные руки.