Книга тысячи и одной ночи
Шрифт:
И когда я услышала, что ты произносишь эти стихи, я промолчала и не обратила к тебе речи".
"О Анис аль-Джалис, — сказал ей Нур-ад-дин Али, — ты знаешь, что я раздарил свои деньги только друзьям, а они оставили меня ни с чем, но я думаю, что они не покинут меня без помощи". — "Клянусь Аллахом, — отвечала Анис аль-Джалис, — тебе не будет от
И тогда Нур-ад-дин воскликнул: "Я сейчас же пойду и постучусь к ним в дверь, быть может, мне что-нибудь от них достанется, и я сделаю это основой своих денег и стану на них торговать и оставлю развлечения и забавы".
И в тот же час и минуту он встал и шел, не останавливаясь, пока не пришел в тот переулок, где жили его десять друзей (а все они жили в этом переулке). И он подошел к первым воротам и постучал, и к нему вышла невольница и спросила его: "Кто ты?" — и он отвечал ей: "Скажи твоему господину: "Нур-ад-дин Али стоит у двери и говорит тебе: "Твой раб целует тебе руки и ожидает твоей милости".
И невольница вошла и уведомила своего господина, но тот крикнул ей: "Воротись, скажи ему: "Его нет!" И невольница вернулась к Нур-ад-дину и сказала ему: "О господин, моего господина нет".
И Нур-ад-дин пошел, говоря про себя: "Если этот, сын прелюбодеяния, и отрекся от себя, то другой не будет сыном прелюбодеяния". И он подошел к воротам второго друга и сказал то же, что говорил в первый раз, но тот тоже сказался отсутствующим, и тогда Нур-ад-дин произнес:
"Удалились те, кто, когда стоял ты у двери их, Одарить тебя и жарким могли и мясом".А произнеся этот стих, он воскликнул: "Клянусь Аллахом, я непременно испытаю их всех: может быть, среди них будет один, кто заступит место их всех!" И он обошел этих десятерых, но никто из них не открыл ему двери и не показался ему и не разломил перед ним лепешки, и тогда Нур-ад-дин произнес:
"Когда преуспеет муж, подобен он дереву, И люди вокруг него, покуда плоды на нем. Но только исчезнет плод, как тотчас уходят все, Оставив страдать его от пыли и зноя дней. Погибель да будет всем сынам этих злых времен! Среди десяти никто не чист помышлением".Потом он вернулся к своей невольнице (а его горе увеличилось), и она сказала ему: "О господин, не говорила ли я, что они не принесут тебе никакой пользы!" И Нур-ад-дин отвечал: "Клянусь Аллахом, никто из них не пока; ал мне своего лица, и ни один из них не признал меня". И тогда она сказала: "О господин, продавай домашнюю утварь и посуду, пока Аллах великий не приуготовит тебе чего-нибудь, и проживай одно за другим".
И Нур-ад-дин продавал, пока не продал всего, что было в доме, и у него ничего не осталось, и тогда он посмотрел на Анис аль-Джалис и спросил ее: "Что же будем делать теперь?" — "О господин, — отвечала она, — мое мнение, что тебе следует сейчас же встать и пойти со мною на рынок и продать меня. Ты ведь знаешь, что твой отец купил меня за десять тысяч динаров; быть может, Аллах пошлет тебе цену близкую к этой, а когда Аллах предопределит нам быть вместе, мы будем вместе".
"О Анис аль-Джалис, — отвечал Нур-ад-дин, — клянусь Аллахом, мне не легко расстаться с тобою на одну минуту". И она сказала ему: "Клянусь Аллахом, о господин мой, и мне тоже, но у необходимости свои законы, как сказал поэт:
Нужда порой заставляет в делах идти Не той стезей, что прилична воспитанным. ТакогоИ тогда Нур-ад-дин поднялся на ноги и взял Анис аль-Джалис (а слезы текли у него по щекам, как дождь) и произнес языком своего состояния:
"Постойте! Прибавьте мне хоть взгляд пред разлукою! Утешу им сердце я, едва не погибшее В разлуке; по если в том для вас затруднение, Пусть гибну от страсти я — усилий не делайте".А затем он пошел и привел Анис аль-Джалис на рынок и отдал ее посреднику, сказав ему: "О хаджи [74] Хасан, Знай цену того, что ты будешь предлагать". И посредник отвечал ему: "О господин мой Нур-ад-дин, корни сохраняются!"
74
Хаджи (точнее: «хаджж») — паломник; так мусульмане называют тех, кто совершил или собирается совершить паломничество в Мекку.
"Это не Анис аль-Джалис, которую твой отец купил у меня за десять тысяч динаров?" — спросил он потом, и Нур-ад-дин сказал: "Да".
Тогда посредник отправился к купцам, но увидал, что не все они собрались, и подождал, пока сошлись все купцы и рынок наполнился невольницами всех родов: из турчанок, франкских девушек, черкешенок, абиссинок, нубиянок, текрурок [75] , гречанок, татарок, грузинок и других. И, увидав, что рынок полон, посредник поднялся на ноги и выступил вперед и крикнул: "О купцы, о денежные люди, не все, что кругло, — орех, и не все, что продолговато, — банан; не все красное — мясо и не все белое — жир! О купцы, у меня эта единственная жемчужина, которой нет цены. Сколько же мне выкрикнуть за нее?" — "Кричи четыре тысячи динаров и пятьсот", — сказал один из купцов, и зазыватель открыл ворота торга четырьмя тысячами и пятьюстами динаров.
75
Текрурки — невольницы-мусульманки родом из Текрура (центральной и западной Африки).
И когда он произносил эти слова, вдруг везирь аль-Муин ибн Сави прошел по рынку, и, увидав Нур-ад-дина Али, который стоял в конце рынка, он произнес про себя: "Что это ибн Хакан стоит здесь? Разве осталось у этого висельника что-нибудь, на что покупать невольниц?" И он посмотрел кругом и услышал зазывателя, который стоял на рынке и кричал, а купцы стояли вокруг него, и тогда везирь сказал про себя: "Я думаю, он наверное разорился и привел невольницу Анис аль-Джалис, чтобы продать ее".
"О, как освежает она мое сердце!" — подумал он потом и позвал зазывателя, и тот подошел к нему и поцеловал перед ним землю, а везирь сказал: "Я хочу ту невольницу, которую ты предлагаешь".
И зазыватель не мог прекословить и ответил ему: "О господин, во имя Аллаха!" — и вывел невольницу вперед и показал ее визирю.
И она понравилась ему, и он спросил: "О Хасан, сколько тебе давали за эту невольницу?" — "Четыре тысячи и пятьсот динаров, чтобы открыть торги", — отвечал посредник. И аль-Муин крикнул: "Подать мне четыре тысячи пятьсот динаров!"
Когда купцы услыхали это, никто из них не мог набавить ни дирхема, наоборот, они отошли, так как знали несправедливость везиря. А аль-Муин ибн Сави посмотрел на посредника и сказал ему: "Что же ты стоишь? Пойди предложи от меня четыре тысячи динаров, а тебе будет пятьсот динаров".