Книга величиной в жизнь. Связка историко-философических очерков

Ткаченко-Гильдебрандт Владимир

Две страны на одной территории: Черноклобуцкая Украйна и Советско-униатская Украина

По данным современного выдающегося украинского и русского ученого Петра Толочко Украина или Украйна это земля к югу от Белой Церкви и до Черкасс, где еще в домонгольское время обосновались «свои поганые», огузские кочевники, поступавшие на службу к Киевским князьям, в том числе торки, берендеи, торпеи, ковуи и пр. Во время разрушительного Монголо-татарского нашествия в их ряды влились и другие пришедшие из глубин Дешт-и-Кипчака кочевники. В конце XIV-го столетия их ряды пополнили и воины Ногайской орды, пришедшие в конце XIV-го века в пределы тогда Великого Княжества Литовского на Киевщину и Полтавщину вместе с сыном темника Мамая Мансуром Киятовичем. Все это население, оставлявшее свои места из-за принятия ханом Узбеком в 1321 году ислама как государственной религии и последовавшей после этого Великой замятни в Улусе Джучи, войдя в союз со славянским племенем северян, и составило ядро Днепровского или Запорожского казачества, о чем нами говорилось в очерке о казаке Мамае. Вообще в зарождении казачества интересно следующее: все эти торки, берендеи, торпеи, ковуи были родственниками турок-сельджуков, а позднее османов. Но тюркский парадокс по разным берегам Черного моря заключается в том, что туркам-османам, пришедшим с востока на территорию Малой Азии в

количестве немногим более 500 семей, удалось ассимилировать многочисленное малоазиатское население, сделав большинство его турками, тогда как их братья, огузы причерноморских степей, сами ассимилировались, приняв греческое православие и подпав под мощное влияние соседних славяно-русских племен. И вот здесь мы касаемся поразительного вопроса о разных до противоположности воздействиях религии в различных климатических поясах: ислам помог туркам-османам создать великое государство на руинах Восточно-Римской империи, а в Поволжье и южнорусских степях он вызвал внутригосударственную смуту, от которой уже не оправилась Золотая Орда. И если в одном месте этот прототюркский элемент может послужить ферментом для сплочения в единую государственную нацию, как в случае с турками-османами, то в другом месте стать бродящим элементом для мятежей, смут и восстаний, как в случае с запорожскими и донскими казаками. Однако и в одних, и в других жил изначальный государственнический инстинкт, когда первые его проявили в построении великой Оттоманской порты, а у вторых его использовало русское царское правительство, сделав казаков «пионерами» огосударствления окружающего нерусского пространства. Удивительно, но именно этого инстинкта теперь недостает на Украине, поскольку там был практически исчерпан казачий элемент уже русскими царями. Иными словами, название Украины осталось, но она уже не черноклобуцкая, не Мамаева и не казачья. Но тогда чья же?

Ответ на поставленный выше вопрос будет столь же очевиден, сколь и прост: советско-униатская. Это отнюдь не оксюморон, а сущность современной украинской государственности, что подтверждает и книга второго президента Украины Леонида Кучмы «Украина – не Россия». И опять парадокс: советская власть на Украине беспощадно преследовала Украинскую греко-католическую церковь, но в образовании, культуре, литературе и искусстве внедряла именно униатские стандарты, разработанные в Галиции в ее бытность еще в составе Австро-Венгерской империи. Плохо ли, хорошо ли это – не нам судить, мы только проявляем определенные тенденции, присущие нынешней украинской проблематике. А для их преодоления, сегодня болезненно и зачастую бессознательно переживаемого народом Украины, необходим объективный и отстраненный взгляд на вещи, не подверженный главному хуторскому стереотипу: «свой – чужой», «украiнець – чужинець».

От униатской протогосударственности к польскому «отчиму» украинской нации

Даниил Романович Галицкий

Князь Даниил Романович Галицкий. Скульптура работы художника Эммануила Мысько, Львов, 1997 год

Профессор МГПУ имени В. И. Ленина Герман Артамонов справедливо считает нынешнюю Украину в некотором смысле наследницей Галицко-Волынского княжества времен Даниила Галицкого (1201–1264), поскольку при Данииле Романовиче впервые предпринималась попытка по смене русской идентичности, когда князь под напором неблагоприятных внешнеполитических обстоятельств и в условиях Татаро-монгольского ига, довлеющего над Русью, принял корону от папы Иннокентия IV и короновался в 1253 году в русские короли в Дорогичине, что означало и формальную унию русской церкви с латинской. Хотя сам Даниил Романович, как принято говорить сегодня, проводил многовекторную политику, да и в такое короткое время его симфонии с Римской курией еще не было никаких последствий церковной унии: в 1255 году новый римский папа Александр IV разрешил литовскому князю Миндовгу воевать Русскую землю, после чего Даниил прекратил отношения с папой, сохранив королевский титул для себя и право на этот титул для своих преемников, которые именовали себя «Rex Russiae» и «duces totius terrae Russiae, Galicie et Ladimirie», то есть «король Руси» или «князь всей земли русской, галицкой и владимирской». Но несмотря на выдающуюся личность и заслуги князя Даниила Романовича, чье скульптурное изображение украшает памятник «Тысячелетие России» в Великом Новгороде, первый шаг на пути к унии, как считается, состоялся уже при нем, послужив прообразом для проблем культурно-религиозного и этнополитического характера, которые не могут найти разрешения и в наши дни. В конце XIV-го столетия Галицко-Волынское княжество прекращает свое славное и драматическое почти 200-летнее существование, воскреснув лишь на короткий период в 1431 году при Любарте Федоровиче, кому удалось возродить княжество во Владимире Волынском, и с 1434 года при Свидригайло Ольгердовиче, после смерти которого в 1452 году Волынь оказалась под властью Великого Княжества Литовского, тогда как еще ранее упраздненное Галицкое княжество стало частью Польской короны, образовав в ней так называемое Русское воеводство. С этого времени и начинается долгий, но неуклонный процесс полонизации и окатоличивания русского боярства, знати и городских верхов, завершившийся по сути только в конце XVIII-го столетия, хотя в народных низах самоназвание «руський», «русин» сохраняется еще до конца XIX-го века. Но между окончательным падением Галицко-Волынского княжества после Свидригайло Ольгердовича в середине XV-го столетия и разделом Речи Посполитой, в результате которого Галиция оказалась в составе с 1772 года сначала Священной Римской, а затем Австро-венгерской империи, когда титул «королей Галиции и Лодомерии» укрепился за правившей в них династией Габсбургов, появился на свет человек, кого по праву должно считать отцом будущей украинской политической нации, пускай об этом он и не подозревал. К нему мы и обратимся вскоре.

«А что, если бы…», или прогулка по Измайловскому парку после обильной дегустации накануне

Герб Общества Иисуса с тремя гвоздями

Ясным августовским днем 2009 года я со своим родственником Никитой Замчинским (фамилия и имя несколько изменены по понятным причинам), тогда действующим полковником одной из российских силовых структур и ветераном-интернационалистом, оказавшимся в Москве проездом из Ессентуков во Владивосток, неспешно прогуливались

по Измайловскому парку. Накануне мы, как заведено у славян, неплохо посидели в застолье, приняв на грудь не один литр красного сухого вина Саперави, привезенного Никитой с Кавказа. Минут сорок мы брели по парку в полусонном расслабленном состоянии, пока вдруг посередине одной из длинных аллей к нам не стала возвращаться бодрость, ощущаемая в ароматном дуновении, подступившем к организму, чтобы бесповоротно добить в нем остатки прежнего захмеления. Наверное, подобные мгновения стоит ловить, ведь они близки… озарению. Последнее – шутка. Хотя тот, кто испытывал подобное состояние, знает: когда тебя покидает хмельная лихость, заканчивающаяся обычно сонливостью, и к тебе возвращается острота восприятия, тогда мысленно ты оказываешься ненадолго в некоем пространстве, способствующем возникновению новых оригинальных суждений и наблюдений так, что в тебе резко начинается процесс мысле-отделения. В общем, становится понятным, почему античные философы обожали симпосионы и размеренные пиршества. Очевидно, оказавшись в том же пространстве, что и я, Никиту потянуло на откровения. К слову, прапрадед Никиты был офицером и польским шляхтичем, принявшим участие в Польском восстании 1863 года и сосланным в результате этого в Тобольскую губернию. Итак, Замчинский, используя свой богатый опыт по проведению активных мероприятий, начал наш диалог следующими словами:

– Брат, а что для тебя означает политика? – и, не дожидаясь моего ответа, продолжил. – Я полагаю, суть политики заключается в том, что одно государство ждет, когда сделает ошибку другое государство, враждующее с первым или пребывающее в соперничестве с ним. То есть здесь налицо пример китайского мудреца, спокойно ожидающего на берегу, пока по течению реки не проплывет труп его врага.

– Согласен. Но к чему ты об этом? – отпарировал я, пока не представляя, куда нас может завести диалог.

– Да я к тому, что если бы Речь Посполитая не допустила роковых ошибок в отношении России, начиная с конца XVI – начала XVII столетий, то, возможно, по-польски говорили сегодня и на острове Сахалине!

– Ты имеешь в виду титулованного русского царя Владислава Жигимонтовича Вазу? – спросил я Никиту.

– Увы, ошибки были сделаны уже до него, как минимум, начиная с Люблинской унии 1569 года, церковным завершением которой стала Брестская уния 1596 года (обрати внимание: цифры одни и те же!), впоследствии породившая столько проблем и для православных и, как ни странно, для римских католиков. Пойми, знаменитая присказка «генералы готовятся к прошедшей войне» звучит абсурдно только для недалеких людей, поскольку опытом новой войны (и какой она будет) они не располагают. И второе присловье «история не имеет сослагательного наклонения», несомненно, справедливо, но… мы сами должны исследовать это сослагательное наклонение, чтобы не совершить ошибок в грядущем. И коль история есть политика, опрокинутая в прошлое, то нам, опираясь на нее, и необходимо изучать разнообразные возможности, а что, если бы было так, а не так и пр. пр. – Никита перевел дыхание и предложил продолжить диалог в кафе, рядом с которым мы оказались.

Погода действительно резко поменялась, и в воздухе чувствовалась приближающаяся гроза. Раскаты грома и ливень мы встретили уже за одним из столиков просторного зала, где, сделав заказ, продолжили свое общение, рассуждая о судьбах государств, народов и самом потрясающем явлении в истории – его величестве случае, способном в одночасье все перевернуть верх дном, спутав все карты на игровом геополитическом столе. Наш диалог затянулся до позднего вечера, выявляя определенные контрапункты – то есть потенциальные вероятности, благодаря которым политические события могут пойти в ту или иную сторону, сложившись в комбинации, влекущие за собой уже необратимые последствия.

– Вот взгляни, что случилось с не чужой для меня Речью Посполитой, – завершая, обратился ко мне воодушевленный интересной беседой Никита Замчинский, – злосчастная Брестская уния погрузила страну в череду казачьих восстаний, и все завершилось полтора столетия спустя мучительными разделами Польши, оказавшейся в тисках между трех империй – Прусской, Австро-венгерской и Российской. С другой стороны, ведь и в унии была логика, поскольку в Речи Посполитой не на шутку испугались Реформации в ее крайней форме – кальвинистской и социнианской, когда семейства многих магнатов и богатых польских шляхтичей становились антитринитариями-социанианами. Справедливая необходимость сопротивления протестантской экспансии и толкнуло польско-литовское государство на унию, за организацией которой уже стояло великое Общество Иисуса, являвшееся по отношению к Речи Посполитой по сути внешней стороной, хотя в его членах и состояли природные поляки. И если проводить дальше логическую линию, то Москва своим возвышением после разрушительного Смутного времени обязана именно этому ордену, а создание в результате его деятельности украинской политической нации оказалось периферийным ответвлением, а отнюдь не магистральным направлением деятельности глобального Общества Иисуса. Вот почему орден был спасен от уничтожения в католическом мире Всероссийской императрицей Екатериной II. Ясно, что великая царица спасала его не из-за гуманитарных и альтруистических убеждений, а в знак благодарности за… Не будь организованной иезуитами Брестской унии, Владислав Ваза спокойно стал бы русским монархом – и тогда польско-лехитская речь вполне могла бы зазвучать на берегах Тихого океана.

Мемориальная доска в честь Петра Скарги, установленная в Кракове городским управлением в 1936 году

Чем дальше полковник Замчинский описывал неосуществившиеся возможности Речи Посполитой, тем мне становилось приятнее от того, что я сам по матери принадлежал роду, происходившему от римско-католического пробста из Клаузена в Тироле и давшему нескольких своих ярких представителей Обществу Иисуса – каноников, теологов и даже профессов ордена. С другой стороны, с большей ясностью складывалась картина бурного и противоречивого XVII-го столетия, собственно, и заложившего основания великой Российской империи.

Выдающийся, но замалчиваемый польский гений

Все-таки советская религиоведческая, пусть и атеистическая, литература несмотря на определенную идеологическую зацикленность была в высшей степени добросовестной и научной, поскольку заставляла обращать внимание на главных действующих лиц религиозно-политического события, коим и являлась в нашем случае Брестская уния 1596 года. Речь у нас пойдет о выдающемся польском иезуите Петре Скарге, собственно, и организовавшем Брестскую или Берестейскую унию, но мысль которого, совершенная по своей потенции и силе, смогла, на наш взгляд, организовать дальнейшую историю Восточной Европы таким образом, как мы ее знаем сегодня, в том числе и возвышение Московской Руси, а затем Российской империи, что мы вынесли из диалога с полковником Замчинским.