Книга заклинаний
Шрифт:
От большого горшка с папоротником у камина донесся тихий шелест. Некоторое время Олив пристально разглядывала растение, но оно больше не двигалось.
– Я уже учился в семи разных школах США, Европы и Канады, – продолжал Резерфорд, – но родители решили, что будет лучше, если на этот раз я останусь здесь.
Папоротник издал едва слышное шипение. Но Резерфорд вроде бы ничего не заметил.
– Ничего себе, – тихо произнесла Олив. – Я была только в четырех школах. – Грустные воспоминания охватили ее, покусывая изнутри, будто крошечные острозубые рыбки: как не с кем было
Резерфорд пожал плечами.
– Приспособиться бывает трудно, – признал он. – Но я просто говорю себе, что все это временно. Где бы я ни был, я не останусь там надолго.
Девочка кивнула, но почему-то от этой мысли ей стало грустно.
Оба вернулись к книгам, и несколько мгновений все в библиотеке погрузилось в безмолвие, даже папоротник.
Через некоторое время над головой мальчика, который сидел, скрестив ноги, на полу, и листал большой зеленый том, раздался неловкий кашель. Олив кашлянула снова, и снова, и снова, пока глаза не заслезились. Наконец мальчик повернулся и посмотрел на нее.
– Я… э-э-э… Я… В смысле, – с усилием выговорила Олив. – Про то, что я тебе сказала. О доме…
– Что? – спросил он.
– Не… не рассказывай никому, ладно?
Резерфорд посмотрел на нее очень серьезно и кивнул.
– Даю слово. Я бы мог даже дать обет, если хочешь. Подписать что-нибудь или положить руку на священную книгу…
– Нет, это… Это слишком, не надо, – заверила Олив. – Просто держи это в секрете.
– Конечно. Клянусь, что не скажу ни одной душе, – объявил Резерфорд, встал и отвесил Олив галантный низкий поклон, а потом шлепнулся обратно на пол к своей зеленой книге.
– Интересно, – пробормотал он через пару секунд.
– Что интересно? – спросила Олив, почти (но не совсем) чувствуя прилив дружеских чувств к Резерфорду за то, что он пообещал сдержать ее тайну.
– В этой книге утверждается, будто капитан Кидд был единственным из пиратов, о ком достоверно известно, что он закапывал сокровища. – Резерфорд уставился в потолок. – Что, если твои ведьмы где-то «закопали» свое сокровище – то есть гримуар? Но поскольку это ведьмы, а не пираты, то они, полагаю, использовали бы исчезающее заклинание. Тебе не попадались никакие признаки применения исчезающих заклинаний?
Олив, недоумевая про себя, какие ей могли попасться признаки чего-то, что исчезло, покачала головой:
– Нет. Они не…
И замерла на полуслове. По воле МакМартинов немало всего исчезло.
Люди исчезали навсегда. Мужчины, женщины и дети пропадали без следа, как если бы их и вправду закапывали. МакМартины прятали свои вещи так, что никто не мог их найти – никто, кроме Олив. Быть может, то, что она искала, находилось прямо у нее перед глазами…
Резерфорд, казалось, не замечал, что она задумалась. Он все
– Я и завтра помогу тебе искать, если хочешь, – предложил Резерфорд, вставая и засовывая тяжелый синий том обратно на полку.
– Не надо, – выпалила Олив так громко и быстро, как только могла. – Я… я тебе сообщу, если мне понадобится помощь. Спасибо.
– Хорошо. Ты знаешь, как меня призвать. – Резерфорд остановился у двери, где ждала миссис Дьюи, застегнул рукавицы и еще раз низко поклонился Олив.
– Помощь в чем? – донесся до нее из коридора голос миссис Дьюи.
– А мы рассматривали кое-какие данные о динозаврах в этих местах. Какие конкретные виды здесь жили, когда вымерли…
Голоса растаяли вдали, и Олив вздохнула с облегчением. Он ушел. Вся комната, казалось, стала ярче, как будто сам воздух посветлел. Резерфорд сохранил ее тайну – во всяком случае, пока что. И теперь это их общая тайна. Может, этого будет достаточно для общего знаменателя.
Девочка перевела взгляд на косые полосы вечернего солнца, тянущиеся от окон. Луч коснулся картины с танцующими девушками, и вся рама вдруг вспыхнула и засияла, будто по ней пустили ток, золотым блеском освещая путь вперед. Это было так очевидно! Как же она раньше не подумала?
И тут из папоротника в горшке выползло нечто зеленоватое, мокрое и котоподобное.
– Наконец-то шпиона больше нет, – выдохнуло оно, шатаясь.
– Харви! – Олив кое-как скатилась по лестнице и поспешила к нему. – Так и знала, что это ты.
– Нет больше сил держаться, – прохрипел кот, закатив глаза к потолку, будто плохой актер в шекспировской трагедии. – О том лишь сожалею… Что только одну жизнь… могу отдать за свою страну.
Олив присела рядом, бережно коснувшись ладонью жесткой от краски, покрытой листьями шерстки.
– Тебе плохо?
– Нет, – прошептал Харви. – Но пришло время… ПОМЫТЬСЯ.
И с этими словами он картинно рухнул на ковер.
7
В ту ночь Горацио свернулся клубком на своем обычном месте в ногах у Олив. Харви, от которого все еще за версту пахло кошачьим шампунем, отправился в розовую спальню – охранять вход на чердак. Мистер и миссис Данвуди заглянули пожелать дочери сладких снов, а потом свет в коридоре погас и дом окунулся в сонную темноту.
Лежа на подушке и прижимая Гершеля к груди, Олив слушала, как тихонько скрипит и стонет старый дом, как ветки мягко постукивают по оконному стеклу. Теперь все это уже казалось близким и знакомым. В собственной спальне девочка чувствовала себя почти в безопасности даже в самый глухой ночной час. Но у нее было ощущение, что, хоть она и ее родители каждый вечер отправлялись в постель, сам дом никогда не спал. Он бодрствовал вечно. И наблюдал. Следил. Вот только Олив не знала, хорошо это или плохо – то ли дом беспокоится за нее, то ли она его беспокоит.