Книги крови III—IV: Исповедь савана
Шрифт:
У Гевина пересохло во рту, и он лишь утвердительно кивнул.
— Да, — произнес Рейнольдс. — Ты действительно потеешь. — Он опустил нож. — Он никогда не потеет. И никогда не будет. Значит, ты мальчишка Мальчишка.
— Мне нужна помощь. — От волнения Гевин охрип. — Объясни мне, что происходит.
— Ты хочешь объяснений? Я постараюсь тебе их предоставить.
Они прошли в комнату. Шторы были опущены, но даже в темноте Гевин заметил, что коллекция разорена. Глиняные черепки превратились в пыль, каменные барельефы разбиты, а от надгробия
— Кто это сделал?
— Я, — ответил Рейнольдс.
— Почему?
Рейнольдс медленно подошел к окну и заглянул в щель между бархатными шторами.
— Я вернулся, ты видишь, — сказал он, игнорируя вопрос.
— Почему ты разбил все? — настаивал Гевин.
— Жить в прошлом — это болезнь, — ответил Кен. Он отвернулся от окна. — Я крал эти вещи долгие годы. Мне доверяли, а я злоупотреблял доверием. — Он пнул внушительный осколок ногой. Поднялась пыль. — Флавии жил и умер. Больше о нем сказать, пожалуй, нечего. Или почти нечего. Его имя не имеет никакого значения: он мертв… и счастлив.
— А статуя в ванной?
Рейнольдс замер, словно представил ее нарисованное лицо.
— Ты принял меня за него, так? Когда я пришел.
— Да, я думал, он уже закончил свои дела.
— Он изображает меня.
Рейнольдс кивнул.
— Да, насколько я понял его природу, он всегда кого-нибудь имитирует.
— Где ты нашел его?
— Возле Карлайла. Мне поручили произвести там раскопки. Мы нашли его в термах: статуя, свернувшаяся калачиком, и останки взрослого мужчины. Не спрашивай, что привлекло меня к ней. Я не знаю. Возможно, ему самому так захотелось. Я украл статую и принес сюда.
— И ты кормил его.
Рейнольдс побледнел.
— Не спрашивай.
— Я спрашиваю. Ты кормил его?
— Да.
— Ты хотел убить меня? Ты для этого привел меня сюда? Убить меня и умыть его моей кровью!
Гевин вспомнил стук кулаков чудовища о края ванны — нетерпеливое требование еды. Так ребенок стучит по колыбельке. Гевина чуть не скормили этой твари.
— Почему он не напал на меня, как на тебя? Почему не выскочил из ванны и не сожрал?
Рейнольдс вытер пот со лба.
— Он увидел твое лицо.
Конечно, он увидел лицо Гевина и захотел сделать его своим. Он не мог украсть лицо мертвого человека, поэтому оставил его в живых. Рационализм статуи невольно восхищал.
— Человек, чьи останки вы нашли в термах…
— Что?..
— Он хотел остановить эту тварь?
— Да. Вероятно, поэтому его не предали земле. Просто бросили. Никто не догадался, что человек сражался с существом, пытавшимся отобрать его жизнь.
Теперь почти все понятно. Оставалось выплеснуть накопившуюся злобу.
Рейнольдс едва не убил его, чтобы накормить ненасытное чудовище. Гевин не мог удержать себя в руках. Он схватил Рейнольдса в охапку и встряхнул. Захрустели то ли зубы, то ли кости.
— Он уже почти скопировал мое лицо! Что будет со мной, когда он полностью переродится?
— Не
— Говори! Говори самое худшее!
— Могу лишь догадываться, — ответил Кеннет.
— Тогда догадайся!
— Когда он закончит перерождение, ему останется отобрать у тебя единственное, что он не способен скопировать, — твою душу.
Кеннет, похоже, ничуть не боялся Гевина. В его голосе звучала сочувственная мягкость, как если бы он разговаривал с обреченным. На губах мелькнула легкая усмешка.
— Мерзавец! — Гевин вцепился ему в волосы. — Тебе все равно! Тебе наплевать на меня, так?
Он ударил Рейнольдса по лицу. Потом еще, и еще, и еще… насколько хватило сил.
Кеннет, даже не пытаясь уклониться, молча принимал удары.
Наконец ярость утихла.
Рейнольдс выплюнул раскрошенные зубы.
— Я заслужил, — прошептал он.
— Как его остановить?
— Это невозможно. — Рейнольдс в изнеможении закрыл глаза.
Дрожащими пальцами он потянулся к руке Гевина, разжал его кулак и прикоснулся холодными губами к ладони…
Гевин выбежал на улицу, бросив Рейнольдса на руинах Рима, Рассказ Кеннета подтвердил его собственные догадки. Оставался последний выход — найти чудовище… и прикончить. В случае неудачи он потеряет единственное, чем дорожил; свое прекрасное лицо. Разговоры о душе и человечности казались теперь пустой болтовней. Ему нужно одно — его лицо.
Не заботясь о том, куда идет, он добрался до Кенсингтона. Год за годом он оставался жертвой обстоятельств. Наступил роковой момент. Победа или смерть.
Рейнольдс смотрел, как сумерки опускаются на город.
Он не увидит больше ни сумерек, ни городов. Он со вздохом опустил шторы и приставил к груди короткий клинок.
— Ну же, — сказал он себе и надавил рукоятку.
Едва почувствовав боль, Рейнольдс понял: ему не хватит решимости продолжить. Тогда он прислонился к стене, оперся о нее рукояткой меча и всем телом подался вперед. Получилось. Он не знал, глубоко ли вонзился клинок, но, судя по количеству крови, скоро должна наступить смерть. Рейнольдс неуклюже взмахнул рукой и упал, ощутив твердость беспощадной стали в своем теле.
Он прожил еще минут десять. Да, он наделал много глупостей в течение своих сорока семи лет, но сейчас его любимый Флавин мог им гордиться.
Крупные капли дождя звонко застучали по крыше. Рейнольдс представил себя погребенным под руинами смытого ливнем дома. Перед глазами пронеслось удивительное видение: фонарь в чьей-то руке, неясные голоса — призраки будущего явились за разгадкой его загадочной истории. Он открыл рот, чтобы спросить, который год на дворе…
Три дня прошли в безрезультатных поисках. Чудовище умело ускользало от преследователя, но Гевина не оставляло ощущение его постоянного присутствия. В баре к нему подходили совершенно незнакомые люди: