Книги Великой Альты
Шрифт:
На следующий день к вечеру они въехали с юга в Новую Усадьбу. День был рыночный, и на лотках вперемешку, без всякого порядка, еще продавались фрукты, хлеб и шелка. На мощеных улицах, полных народа, звенели зазывные крики торговцев. Дженна даже сквозь топот копыт различала: «А вот кому свежую пикшу… Хлеб, горячий хлеб… Целебные корешки, только-только из леса… Покупайте мои ткани, мои узорные ткани…»
Дженна, никогда еще не видевшая такого многолюдства, беспокойно оглянулась на своих друзей. У Петры глаза стали круглые от удивления, Марек с Сандором разинули рты. Только Джарет сохранял спокойствие, заключенный
Войско ровными рядами двигалось по главной улице. Солдаты на ходу кидали взгляды в переулки, где громоздились высокие узкие дома, но никто не отставал. Король был доволен – и народом, и своими людьми, и стройностью своего въезда. Это отражалось у него на лице.
Долг, шедший впереди, вдруг заплясал, и Дженна никак не могла с ним справиться – оказавшись перед многочисленной публикой, он, как видно, вспомнил былую выучку. Дженна чуть не свалилась, когда он прянул вбок. Она натянула поводья, а конь выгнул шею, едва не упершись мордой в грудь. Дженна что было сил стиснула его бока, но Долг в ответ стал еще выше задирать ноги.
Дженна чувствовала себя крайне глупо, ерзая на глазах у всех по широкой конской спине, но народ подбадривал коня криками, а король улыбался во весь рот. Никто, похоже, не считал прыжки Долга смешными или опасными, и Дженна угрюмо вцепилась в поводья, сжимая конские бока что есть силы, – лишь бы удержаться в седле и сохранить достоинство. Солдаты позади нее снова завели: «АННА! АННА! АННА!» – и эхо запрыгало среди каменных фасадов. Дженна дивилась тому, что простое эхо создает такой шум, – но после увидела, что горожане, высовываясь из окон, машут руками и тоже кричат:
– АННА! АННА! АННА!
Непонятно было, знают ли они, что кричат и почему, но шум стоял оглушительный, и кони начали беспокойно шарахаться и фыркать. Всадники натягивали поводья что есть мочи, а иные прибегали к хлысту, что еще пуще горячило лошадей. Один Долг, ничуть не пугаясь, продолжал свое представление.
Главная улица кончилась у широких каменных ступеней, ведущих к зданию наподобие дворца. Долг, вскинув передние ноги на первую ступень, остановился, и Дженна чуть не перелетела ему через голову. В последний раз она сердито рванула поводья, задрав голову коня вверх, а Долг громко заржал и забил передними копытами в воздухе. Дженна удержалась, и детишки, уже собравшиеся на ступенях, восторженно завопили.
Когда Долг угомонился, Дженна спешилась, вся дрожа, и вручила поводья подскочившему к ней мальчонке. Ноги у нее болели так, что она чуть было не упала. Но Дженна чуть не до крови прикусила губу и заставила себя обернуться лицом к народу.
Король тоже спешился, и несколько человек в толпе сразу узнали его, несмотря на потрепанную одежду.
– Это сын старого короля, – крикнул кто-то.
– Стало быть, новый король, – заявила женщина неимоверной толщины.
– Горум! – выкрикнул чернявый парень. Его друзья подхватили имя, а один добавил:
– Пайк.
Весть о прибытии короля привлекла новых горожан, и скоро вся площадь кишела народом, причем все клялись, что сразу признали Горума.
Горум не спешил высказаться – Дженна невольно восхищалась его выдержкой и тем, как медленно он поворачивается лицом то в одну сторону, то в другую, чтобы все могли его рассмотреть. Видя, что толпа растет, он стал
Король вскинул руки, и все затихли – но не сразу, а так, словно волна пробежала от верхушки клина к его основанию. Дождавшись полной тишины, Горум заговорил с подъемом, столь несвойственным его обычной речи:
– Ты знаешь меня, добрый мой народ.
– КОРОЛЬ! КОРОЛЬ! – раздалось в тишине. Горум выждал, когда утихнет эхо, и улыбнулся.
– Но не король Калас. Не эта кровожадная, жрущая пиджи жаба, обманом севшая на трон. Отнюдь нет.
Каждая его фраза сопровождалась смехом и рукоплесканиями.
– Я истинный король, Горум, сын Ордрума и госпожи Джо-эль-эан. – Дав утихнуть одобрительному ропоту, он продолжил: – Король, лишенный трона, который освободился вследствие безвременной гибели моего бедного, злодейски убитого отца и его жены, вашей сестры из Долин.
Толпа издала стон, словно впервые услышав об этом злодеянии. Горум снова дождался наступления тишины и добавил:
– А после был предательски убит мой брат, святой жизни Джорум, который должен был стать королем, наследуя отцу.
Толпа снова застонала. Дженна заметила, что Карум качает головой, но не поняла, к чему это относится – к хитрым речам короля или к объявлению их брата Джорума святым.
– Я прибыл сюда ради твоего блага, мой добрый народ. И, как видите, я прибыл не один. – Он снова помолчал, хотя никаких возгласов за этим не последовало, и Дженне показалось, что он весьма доволен, неясно только чем.
– Вы видите Ее. Вы знаете Ее. Вы сами назвали Ее по имени. – И он простер правую руку к Дженне.
Мальчик, державший под уздцы Долга, закричал тонким пронзительным голоском, который разнесся по всей площади:
– Белая Дева!
Дженна неожиданно для себя вложила свою руку в руку короля и стала с ним бок о бок. Его ладонь была холодна как лед, пальцы тверды как железо. Дженна, спохватившись, хотела освободиться, но он не пустил ее. Не желая вырываться от него при всем народе, Дженна замерла на месте с застывшим, как маска, лицом.
– Да, мой добрый народ, – как ни в чем не бывало продолжал король, – это Белая Дева. Та самая, которую мы ждали. Она имела трех матерей, и все они умерли. Она убила Гончего Пса, чтобы спасти моего брата Карума. – Король указал на Карума левой рукой, но тот не шелохнулся, и Дженна почувствовала благодарность к нему за то, что он держится с таким достоинством. – Она убила Быка ради спасения собственной сестры. В доказательство мы можем предъявить его кольцо. – Король протянул левую руку, словно ожидая, что Карум положит в нее кольцо. Но тот остался недвижим, и король после мгновенного замешательства отпустил руку Дженны и снял с шеи брата кожаный шнурок с тяжелым перстнем. Дженне внезапно вспомнилась отрубленная рука, которую этот перстень украшал. Король с улыбкой поднял кольцо над толпой, и народ разразился радостными криками.