Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов
Шрифт:
«Татуированный граф» Е. Звягина
Натолкнувшись в книжке на выражение «звягливый граф», я подумал: ну, блин, Звягин дает, уже производными от своей фамилии великий и могучий замусорил. Так ведь каждый… я, например, поставлю в свою повесть или в роман какого-нибудь «етоистого майора», тешась неприличной надеждой, что вдруг такая наглость сработает и не подозревающий подвоха читатель включит мою хамскую отсебятину в свой языковой обиход. Но залезши для порядка в словарь, обнаружил, что «звягой» раньше называли человека шумного, взбалмошного, эксцентричного, короче — такого, как писатель Евгений Звягин, когда он выпивши.
Книжку
Книжка издана по-матросски, с любовью и с картинками Василия Голубева, повторяющими силуэтную графику, популярную в александровскую эпоху.
P.S. К вопросу об эксцентричности писателя Евгения Звягина. 5 января 2001 года на вечере, посвященном 10-летнему юбилею арт-галереи «Борей», писатель Е. Звягин был награжден банкой квашеной капусты «за активное противодействие антиалкогольной политике „Борея“». Комментарии, как говорится, излишни.
P.P.S. В томе изданных писем Сергея Довлатова в письме в Россию, адресованном не помню кому, Довлатов спрашивает у этого, не помню кого: «Как там Звягин?» Это единственное упоминание Довлатовым имени писателя Звягина, чем последний очень гордится.
Татуировки заключенных, скопированные и собранные ветераном МВД СССР Балдаевым Д. С. с 1948 по 2000 год
Знаете, что такое базар фуфлометов? Это Государственная Дума Российской Федерации на языке уголовного мира. А бурса красных мастурбаторов? Высшая партийная школа при ЦК КПСС. Эти и другие слова и выражения вы найдете в приложенном в конце книги Д. С. Балдаева небольшом словаре. Словарь этот, хоть и небольшой, зато толковый и поучительный. И — неожиданно — актуальный и современный.
Но главное, конечно, сам альбом-каталог нательных произведений живописи.
Татуировки, любовно воспроизведенные в книге, так же любовно прокомментированы. Например, татуировка с Юдифью, попирающей голову Олоферна, комментируется так: «Носитель татуировки, осужденный по ст. 152 УК РСФСР 1926 года за неуплату алиментов на два года лишения свободы, изобразил в сюжете себя и свою жену, подавшую на него в суд и добившуюся его заключения. После отсидки, по его словам, ему уже больше никогда не придется ходить в загранплавание, отныне на всю оставшуюся жизнь его уделом будет „болтаться в каботаже“, т. е. работать на невизированных судах прибрежного плавания».
Вообще комментарии к татуировкам — это своего рода Малая Советская Энциклопедия с краткими сведениям: кто, где, за что и когда оттянул свой тюремно-лагерный срок.
Для любителей литературы здесь тоже найдется кое-что интересное, потому что среди множества нательных изображений нередки и сюжеты литературные. К примеру, старик Хоттабыч (№ 243, «совершил преступление
Есть в альбоме татуировки, копирующие произведения живописи, — тот же сюжет с Юдифью по картине Джорджоне, или же васнецовские «Три богатыря», или его же «Аленушка» и «Иван-царевич на сером волке».
Есть татуировки — пародии на советские плакаты, например, пародия на «Родину-Мать», где вместо Родины-матери изображен зэк с костылем в руке на фоне лагерной вышки, с подписью: «Советяшка, до сих пор продолжаешь шестерить, лизать жопу, въябывать на КПСС и получать за это ноль целых и хуй десятых и хочешь стать калекой? Подумай!»
Большое количество в книге-альбоме порнографических татуировок, из которых мне особенно нравятся № 379 («Уважайте труд доярок»), № 385 («Продовольственная программа Леньки Брежнева в действии») и № 384 («Фото получишь завтра»).
Вроде бы издателями обещано продолжение этого замечательного собрания. Будет ли оно? Или обещание очередной базар фуфлометов?
Твардовский А.
Что такое для нас Александр Твардовский: это великая книга о русском солдате «Василий Теркин»; это «Новый мир» 60-х годов под его редакторством; и это открытие для русского читателя Солженицына.
Вообще, Александр Трифонович был человек сложный, был человек советский, был человек партийный. Но при всем при том это был человек честный. То есть и советскую власть, и партию он надеялся когда-нибудь увидеть облагороженными — с человеческим, так сказать, лицом. Но в 1970 году от него отняли журнал, и через год поэт умер, так и не разглядев в чертах советского государства человеческого лица.
Когда к Твардовскому, как к главному редактору «Нового мира», попала рукопись «Одного дня Ивана Денисовича», он взял ее на прочтение домой и начал читать поздно, уже в постели. Но буквально после первых страниц понял, что такие книги лежа читать нельзя. Тогда он встал, оделся и, сев к столу, прочитал повесть два раза кряду. И, прочитав, решил: во что бы то ни стало он напечатает Солженицына. Когда Александр Дементьев, его первый помощник, сказал: «Даже если нам удастся эту вещь напечатать, они нам этого не простят никогда, и журнал мы потеряем», Твардовский ему ответил: «А на что мне журнал, если я не смогу напечатать это?»
И напечатал, прожив после этого десять лет и умерев от разрыва сердца.
Твен М.
В автобиографии писателя говорится, что в роду Марка Твена было много людей достойных, самое же свое начало род ведет с седой истории Англии, примерно с одиннадцатого века. Первый из Твенов, ступивший с палубы Колумбова корабля на дикую американскую почву, — был Даусон Морган Твен. Как известно из записей в корабельном журнале, этот Твен взошел на палубу с багажом, состоящим из старой газеты, в которую были завернуты носовой платок с меткой «Б.Г.», два чулка — бумажный и шерстяной (с метками «Л.В.К.» и «Д.Ф.»), — и ночная сорочка с меткой «О.М.Р.» Сошел же он с палубы, имея в руках багаж в размере четырех чемоданов, ящика из-под фарфоровой посуды и двух корзин, в которых носят шампанское. Мало того, через короткое время этот Даусон Твен вернулся на корабль, утверждая, что недосчитался некоторых вещей, и пытался обыскать команду и оставшихся на палубе пассажиров. Когда его выкинули за борт, он умудрился нырнуть на дно и отвязать от каната якорь, который продал впоследствии дикарям.