Книгоедство. Выбранные места из книжной истории всех времен, планет и народов
Шрифт:
Василий Розанов. Сравнивал отданную в чужие руки книгу с проституткой, торгующей своим телом.
Валерий Брюсов. Известен случай, когда Бунин попросил у Брюсова дать ему на несколько дней какую-то книгу, тот ответил на это резко и строго: «Никогда и никому не даю ни одной из своих книг даже на час».
Джон Леннон. Покупал книги в трех экземплярах.
И так далее, и так далее, и так далее.
Пушкин как миротворец
В Йемене, однажды сообщили по радио, два селения дерутся из-за колодца — не поделили. Столько-то человек убито, столько-то человек ранено. Национальная армия, пытаясь угомонить сражающихся, вынуждена применить артиллерию. Против армии со стороны враждующих группировок открыт ответный огонь. Столько-то убитых и раненных.
Йемен — это еще не Африка, но уже близко.
В детстве мы пели такую песенку:
За кусок батата Убивают брата…К чему я все это говорю? А к тому, что был бы сейчас Александр Сергеевич жив-здоров, не сидел бы он так, как мы, равнодушно у карты мира и не похохатывал так, как мы, над отдельными неразумными племенами. А встал бы во весь свой рост, как стоит на аникушинском пьедестале, и жег бы гневным глаголом ледяные сердца людей.
Пушкин № 35
В кондитерском отделе гастронома возле Аларчина моста в Петербурге, неподалеку от дома, где одно время располагалось знаменитое издательство «Fanta Mortale», я увидел роскошную коробку конфет с портретом Натальи Гончаровой на крышке. Под портретом стояла подпись: «Набор шоколадных конфет № 33». Цена 66 рублей 40 коп. Рядом лежала такая же точно коробка, но уже с изображением самого Александра Сергеевича. Она
Пушкин и водка
Слышал на улице, как один человек говорит другому: «Купил водку „Пушкин“, выпил — не понимаю! Как такую отраву мог пить великий поэт?!!»
Я тоже купил бутылку и, перед тем как ее открыть, прочел надпись на этикетке: «Овес, который вырос на псковской земле и впитал в себя красоту русской поэзии, умягчает водку и передает ей неповторимую атмосферу пушкинских мест».
Я открыл и выпил четыре стопки. Водка была хорошая, Пушкин запросто мог такую пить.
Пушкин и словесность
Пушкин — гений.
Словесность живет независимо от усилий гения.
Просто гений — единственный, кто эту ее независимость может тихонечко подчинить себе.
Что Пушкин и сделал.
Короткое послесловие
Про Пушкина можно писать бесконечно долго, тратя время и свое и читательское. Лучший способ остановить перо, это процитировать кого-нибудь из великих. После этого писать уже как-то боязно.
Итак — классика! Из поэмы уже упоминавшегося выше «другого великого сына России» Владимира Маяковского «Александр Сергеевич Пушкин»:
Пушкин и теперь живее всех живых — Наша слава, сила и оружие.Теперь всё.