Книжная лавка близ площади Этуаль(изд.1966)
Шрифт:
Были и другие происшествия, помельче, но тоже странные. Например, пропала, точно в воду канула, любимая фаянсовая кружка Арлетт, из которой она с детства пила молоко. Девочка нигде не могла ее найти, хотя спрашивала всех домашних. Исчезли куда-то две раскладушки, на которых обычно устраивали дядю и тетку, приезжавших раз в год из Прованса. Арлетт лезла с вопросами к Фабьен, но та либо не слышала, либо отделывалась самыми неопределенными ответами.
А подвал! Арлетт теперь ни за что не хотела одна проходить мимо подвала. Ведь ей чудились не только шаги, но и голоса,
А однажды, вернувшись из школы, Арлетт услышала, как мать сердито выговаривает отцу:
— Ты доведешь бедняжку до галлюцинаций! Когда уж вы покончите со своими секретами? Ведь это глупо, наконец, она же не маленькая!
— И все-таки недостаточно взрослая, чтобы ей доверять такие вещи, не сдавался отец. — Вдруг разболтает подружкам в школе или похвастает, что ей известно такое, чего не знают другие… А тут дело идет о судьбе людей. Вот Андре — на того уж можно опереться, как на взрослого. Ты знаешь, как он…
Отец заговорил шепотом, и Арлетт, навострившая уши, больше ничего не смогла разобрать.
— И все-таки надо ей сказать, — не сдавалась Фабьен.
Должно быть, она сумела убедить Келлера, потому что в тот же вечер он взял Арлетт за руку и повел по лестнице вниз, к двери подвала.
— Зачем? Куда ты меня ведешь, папа? Я не хочу, — отбивалась изо всех сил удивленная и испуганная Арлетт.
— Хочу познакомить тебя с нашими крысами, — усмехаясь, сказал отец.
— С крысами?
— Ну да, с теми, которые топочут и разговаривают.
Жан-Пьер трижды постучал в дверь подвала. Дверь бесшумно открылась, и в глаза Арлетт блеснул свет керосиновой металлической лампы, которая раньше — Арлетт это помнила — валялась, позабытая и ненужная, у них в чулане.
Первое, что увидела девочка, — две раскладушки, приткнутые к углу и накрытые одеялами, что продавались у них в лавке. Посреди подвала возвышался грубо сколоченный стол ("И когда это папа его сколотил?" удивилась Арлетт), на котором лежала доска с металлическим барабаном, заканчивающимся ручкой-вертушкой. На столе Арлетт заметила и свою пропавшую кружку, и старую пишущую машинку отца. Но все это она увидела уже как бы вторым зрением и мельком. Главное же, на что устремился ее взгляд, — были двое юношей в толстых темных свитерах, чуть постарше ее самой, может быть ровесники Филиппа Греа — сына соседа-парикмахера, с которым уже начинала кокетничать Арлетт.
Один юноша — темноволосый, очень бледный — показался Арлетт необыкновенно красивым и значительным. Другой был кудрявым блондином с мелкими чертами лица. Увидев ее, он дружески улыбнулся и протянул руку.
— Вот вам новая знакомая, ребята, — обратился к ним Келлер. — Трех членов семьи Келлер вы уже знаете, а это четвертый — моя храбрая дочка Арлетт. — Он повернул к Арлетт свое круглое добродушное лицо. — Арлетт, ты уже большая и все понимаешь. Я думаю, ты сумеешь сохранить тайну, которую мы тебе доверим. Эти парни — русские. Ты никогда еще не видела русских, но слышала, какие они храбрые и как побеждают бошей. Ну вот,
— Понимаю, — прошептала Арлетт.
— Ты даешь мне слово, что никому на свете не проговоришься?
— О папа! — только и сказала Арлетт и так посмотрела на отца, что Жан-Пьера бросило в жар — ему стало стыдно.
— Хорошо, хорошо, ты не подведешь нас, я уверен, ты же у нас умница, — зачастил он и, чтобы скрыть смущение, обратился к юношам: — Ну как, справились с этой партией?
— Давно готова, можете забирать, Жан-Пьер, — тотчас же отозвался темноволосый, и Арлетт удивилась, как хорошо и правильно говорит он по-французски, почти без всякого акцента. — На этот раз Поль крутил ротатор, а я был за машинистку.
Так Арлетт узнала, что неизвестную машину с валом называют ротатором и на ней печатают листовки. Что это за листовки, она уже сообразила сама. Темноволосый сказал несколько слов на незнакомом языке, и кудрявый вытащил из-под раскладушки тяжелый на вид сверток.
— Вот все здесь.
Келлер приотворил дверь, негромко позвал:
— Андре!
Мальчик вырос словно из-под земли — видно, стоял поблизости. Увидев сестру, подмигнул:
— Ага, так тебе наконец показали наших крыс? Вот это Дени, — он кивнул в сторону темноволосого, — а это его земляк и товарищ Поль. Оба очень стоящие парни, можешь мне поверить.
— Ну ладно, ладно, успеете еще познакомиться по-настоящему, — прервал его отец. — А сейчас, Андре, бери велосипед. Поедешь, как всегда, к Орлеанским воротам. В самый центр города незачем ехать. Да хорошенько упакуй сверток, чтоб к тебе не прицепились. А то полиция и боши так и рыщут.
— Не беспокойся, ко мне не прицепятся, — махнул рукой Андре. — Я им чего-нибудь навру. А там, у Орлеанских, кто-нибудь возьмет у меня эту штуку?
— Там тебя будут ждать.
— Конечно, опять явится эта ваша долговязая? Она у меня в печенках сидит, даю слово! Соплячка такая, сама еще за партой, наверно, а туда же. Кличет меня "малышом", дразнится…
— Это ты о Николь? — со смехом прервал его Дени. — За что ты на нее взъелся? Она очень милая и товарищ отличный, да и вообще…
— Для кого, может, и милая, а для меня так довольно противная, проворчал Андре. — Ну ладно, довольно трепаться, давайте, чего вы там настряпали. Мне ехать пора.
Андре явно рисовался перед сестрой своей деловитостью и доверием, которое оказывали ему взрослые.
Арлетт не выдержала:
— О папа, а я?..
— Что тебе? — обернулся к ней Келлер.
— Папа, а я что? Разве я не могу тоже делать что-то, помогать, как Андре?
— Но ты же учишься в школе.
— Школа? Кто сейчас всерьез думает о школе? Я говорю не об этом. Я тоже хочу участвовать в ваших делах. Я тоже могу ездить на велосипеде, выполнять поручения. И я ничего не побоюсь.