Книжная лавка писателей

Осоргин Михаил Андреевич

Мне следовало бы рассказать здесь об одном любопытном предприятии нашей «Книжной Лавки Писателей»: о нашем «автографическом издательстве». Когда стало невозможно издавать свои произведения, мы надумали, с полной последовательностью, издавать коротенькие вещи в одном экземпляре, писанном от руки. Сделали опыт — и любители автографов заинтересовались. Ряд писателей подхватили эту мысль, и в нашей витрине появились книжки-автографы поэтов, беллетристов, историков искусства, представлявшие самодельную маленькую

тетрадочку, обычно с собственноручным рисунком на обложке. Книжки хорошо раскупались и расценивались довольно прилично, а у нас рождалась иллюзия, что продукты нашего писательского творчества все же публикуются и идут к читателю. Лавка приобретала для своей коллекции по одному автографу каждого писателя, дававшего нам свои произведения на комиссию: эта коллекция была нами позже подарена Всероссийскому Союзу Писателей, где, думается, и посейчас находится. Остальные уники революционной поры разбрелись по рукам частных любителей, и только Исторический музей в Москве догадался приобрести несколько любопытных образцов. К сожалению, списки «автографических изданий» Лавки Писателей, их полный каталог с подробным измерением, счетом страниц и описанием рисунков остался у меня в Москве. Я буду очень счастлив, если когда-нибудь удастся издать этот единственный в своем роде указатель [4] .

4

Список этот был опубликован в III вып. «Временника Общества друзей русской книги» (Париж, 1932, с. 49–60). Он состоит из 190 номеров. Дополненный указаниями на местонахождение сохранившихся в СССР экземпляров этих библиофильских уников и 50-ю новыми номерами, не учтенными Осоргиным, список воспроизводится в приложении к статье Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина об автографических изданиях 1920-х гг., помещенной в альманахе «Ново-Басманная, 19» (М., Художлит., 1989.).

* * *

Рассказ мой слишком затянулся, хотя и без того мне приходится пропускать кое-какие характерные подробности быта нашей Лавки. Скажу кратко о ее дальнейшей судьбе. Пережив безболезненно муниципализацию, она ухитрилась остаться невредимой и при национализации книжной торговли в России. Правда, была сделана однажды попытка нас опечатать и закрыть: но реноме Лавки, ее осознанная всеми полезность, артельный характер, защита Союза Писателей (руководимого членами нашей артели), а также наш личный писательский авторитет (в то время с писателями власти пытались заигрывать) и наши связи сделали то, что Лавка была закрыта лишь три дня. В споре с враждебным нам учреждением победили мы, и функции Лавки продолжались на тех же основаниях, только для формы мы вели

какие-то ведомости и представляли какие-то отчеты. В 1921 году нам пришлось переменить помещение: из старого дома в Леонтьевском переулке № 16 нас выселили; и Лавка и отель понадобились коммунистам. С большим трудом, через жилищный отдел, достали мы на Большой Никитской улице (д. № 22) замерзший и заколоченный досками бывший магазин белья, с поломанными полками и затопленным водой подвалом. Расходы по переселению обошлись нам так дорого, что пришлось затратить накопленный за три года «золотой запас», что-то около ста или полутораста рублей золотом. Однако новая большая Лавка была отремонтирована, и прохожие на Б. Никитской с удивлением смотрели на первое зеркальное окно, прочищенное тальком и снабженное витриной; все остальные магазины улицы, кроме нескольких грязных съестных лавочек, были еще забиты и в полном запустении, так как частной продажи не было. Нам пришлось быть пионерами, и не без торжества мы водрузили нашу вывеску. В большом магазине прежней интимности обстановки уже не было, а на бойкой улице случайный покупатель стал численно преобладать над постоянным клиентом. Скоро на той же улице открылись еще частные книжные магазины, так как, хоть и на стесненных вначале условиях, книжная торговля стала первой выбиваться на частную дорогу.

А скоро пришел знаменитый нэп. Не будучи больше монополистами, мы все же не имели настоящих конкурентов, так как фирма наша была «старой» и пользовалась особым вниманием. Но вынести всех прелестей нэпа мы не смогли: нас скоро задавили налогами. Для образчика того, каковы были эти налоги, упомяну только, что нас (принимая во внимание «льготы» книжной торговле) заставляли платить полмиллиарда рублей в полугодие налога, тогда как наша годичная валовая выручка кассы, по курсу дня, равнялась одному миллиарду. Приходилось оспаривать, оттягивать, но существование было уже отравлено, и жить на доходы от Лавки, окупать ими хотя бы четверть личного бюджета, стало невозможным. После разных опытов (привлечение денежного пайщика, оптовая торговля учебниками и т. п.) нам пришлось подумать о продаже нашего детища частному торговцу, и Лавка (но не фирма, которую мы оставили за собой) была продана. При разделе мы получили каждый ту самую сумму в золоте, которую внесли при основании дела: по 200 рублей.

Возможно, что вспоминая о любимом детище, я не удержался от некоторого идеализирования характера этого коммерческого предприятия. Но думаю, что оно было историческим, уже по самому времени своего существования (18–22 годы), и что вспомнить о нем и кратко рассказать стоило. В истории русской культуры и, в частности, русской книги — Книжная Лавка Писателей занимает несколько характерных строк.