Книжные контрабандисты. Как поэты-партизаны спасали от нацистов сокровища еврейской культуры
Шрифт:
На этом экскурсия по Вильне завершалась. Самое время для заключительных рассуждений. Шмерке напоминал гостю, что между воплощениями самого древнего и новейшего Литовского Иерусалима – между Большой синагогой и ИВО – всего двадцать минут пешком: 350 лет за 20 минут. Он отмечал дистанцию культурного характера между двумя этими точками – синагогой и современным научно-исследовательским институтом. И одновременно подчеркивал внутреннюю преемственность. Еврейская Вильна живет силой разума. Она верна постулату, что интеллектуальные богатства способны рождаться среди нищеты и преследований, способны не только их превозмочь, но и затмить.
Виленские евреи любили рассказывать историю Виленского Гаона и одну строку из нее сделали своим девизом. Компания школьников заметила рабби Элияху на улице – в тот редкий момент, когда он все-таки вышел из дома. Дети начали кричать: «Виленский Гаон! Виленский Гаон!» И тут рабби Элияху повернулся и сказал одному из мальчиков: «Йингеле, вил нор, весту зайн а гоэн» («Мальчик, если ты этого
30
Chaikl Lunski, “Der ‘seyfer ha-zohov’ in der shtrashun-bibliotek,” in Grodzenski, Vilner almanakh, 43.
Часть вторая
В годы немецкой оккупации
Глава третья
Первая атака
Воскресным утром 22 июня 1941 года Ноех Прилуцкий, проснувшись, решил поработать над своей книгой о фонетике идиша. Накануне он был в театре, на премьере комедии Шолом-Алейхема «Выигрышный билет», провел вечер в компании Шмерке Качергинского, Аврома Суцкевера и писателей из «Юнг Вилне». Пятидесятидевятилетний ученый был одним из самых видных еврейских интеллектуалов Вильны (теперь она называлась по-литовски – Вильнюс), несмотря на то что жил тут недавно. В город он перебрался в октябре 1939 года, бежав из оккупированной фашистами Варшавы.
Когда в июне 1940 года Вильна была включена в состав СССР, власти «советизировали» ИВО и назначили Прилуцкого его директором. Макс Вайнрайх, душа и сердце ИВО, в сентябре 1939 года находился в Дании, на международной конференции по языкознанию, и с началом войны решил не возвращаться в Восточную Европу. Проведя семь месяцев в подвешенном состоянии в Скандинавии, он в марте 1940-го обосновался в Нью-Йорке. Советы выбрали ему в наследники Прилуцкого.
Помимо директорства в ИВО, Прилуцкий – корпулентный мужчина с остроконечной бородкой – стал первым заведующим только что созданной кафедрой идиша в Вильнюсском университете. Его лекция при вступлении в должность стала важнейшим культурным событием для евреев города. До войны, когда Вильна находилась в составе Польши, университет являлся рассадником антисемитизма, а о создании кафедры, так или иначе относящейся к иудаике, невозможно было даже и помыслить. Среди преподавательского состава евреев не было совсем, а студенты-евреи вынуждены были сидеть в аудиториях слева (в знак тихого протеста они предпочитали стоять у задней стены). Деятельность Прилуцкого как заведующего кафедрой и директора ИВО воплощала надежду на будущее процветание еврейства и еврейской культуры в советском Вильнюсе, «в лучах пятиконечной звезды», как он выразился в одном из интервью [31] .
31
См.: Kalman Weiser, Jewish People, Yiddish Nation: Noah Prylucki and the Folkists in Poland (Toronto: University of Toronto Press, 2011), esp. 244–259; Mendl Balberyszski, Shtarker fun ayzn (Tel Aviv: Ha-menorah, 1967), 77, 91–93, 104–106, 110; D[ovid] U[mru], “Tsu der derefenung fun der yidishistisher katedre baym vilner universitet,” Vilner emes (Vilnius), November 2, 1940, 1; Kaczerginski, Khurbn vilne, 226.
Все надежды разбились в прах 22 июня 1941 года, после нападения Германии. Около десяти часов утра завыли сирены – Прилуцкий в это время сидел за письменным столом. В двенадцать министр иностранных дел Молотов выступил по радио с сообщением, что Германия напала на Советский Союз. Налеты на Вильну начались уже в полдень, за ними последовали бомбежки. Прилуцкий с несколькими коллегами примчался в здание ИВО на улице Вивульского – они начали закапывать в землю материалы из бесценных архивов института, чтобы спасти их от наступающих немецких захватчиков. Сильнее всего они переживали за материалы «Исторической комиссии», которую возглавлял Прилуцкий: она документировала нацистские зверства против польских евреев. «Историческая комиссия» записала свидетельства четырехсот с лишним беженцев, которым удалось вырваться с захваченной территории и бежать в Вильну. Если немцы обнаружат эти бумаги с подробным изложением их преступлений, они без колебаний казнят членов комиссии [32] .
32
Elhanan Magid, in Tsvika Dror, ed., Kevutsat ha-ma’avak ha-sheniyah (Kibutz Lohamei Ha-getaot, Israel: Ghetto Fighters’ House, 1987), 142; Balberyszski, Shtarker fun ayzn, 110, 112;
Бомбежка не прекращалась всю ночь воскресенья; Прилуцкий, изобразив на лице уверенность, сказал друзьям: «Первой же сброшенной на Советский Союз бомбой Гитлер вырыл себе могилу. Его ждет быстрый и горький конец». Жена Прилуцкого Паула тревожилась куда сильнее. «Нужно бежать. Ноех не должен ни минуты здесь оставаться. Его разорвут на клочки» [33] . У нее были все причины для тревоги: Прилуцкий был не только специалистом по идишу и еврейскому фольклору, но и видным еврейским политиком. Около двадцати лет он возглавлял в Варшаве Еврейскую народную партию (Фолкспартей) и был членом польского Парламента.
33
Balberyszski, Shtarker fun ayzn, 112.
Прилуцкий был еврейским националистом и польским патриотом; он твердо верил, что одно не исключает другого. В 1930-е годы выступал с яростными нападками на нацистскую Германию на страницах варшавской газеты на идише «Дер момент», в которой был главным редактором. После бегства в Вильну он перековался в несгибаемого советского патриота, будучи уверен, что только СССР способен защитить евреев – равно как и весь мир – от нацистской агрессии. Короче, Ноех Прилуцкий был именно тем человеком, которого немцы стали бы разыскивать прежде всего: интеллектуал, политический деятель и откровенный враг Третьего рейха. Именно поэтому в сентябре 1939 года Ноех с Паулой и бежали из Варшавы. И вот в июне 1941-го немцы настигли их снова.
Прилуцкие торопливо составили план: двинуться дальше на восток с группой журналистов и писателей. Но немецкая армия их опередила, войдя в город 24 июня, всего через два дня после начала боевых действий. Немцы тут же перекрыли все дороги.
Прилуцкие, которым из Вильны было уже не вырваться, приняли единственную меру, какую придумали. Сожгли в кухонной печи личные бумаги, в том числе документы «Исторической комиссии» [34] .
Когда немцы взяли город под свой контроль, жилищные условия семидесяти тысяч евреев Вильны стремительно начали ухудшаться. 4 июля литовская полиция, беспрекословно выполнявшая распоряжения немцев, а с ней и другие вооруженные группы стали нападать на евреев на улицах; 7 июля евреям было приказано носить нарукавные повязки со звездой Давида – для простоты опознания; 10 июля несколько сотен евреев погибли во время резни. Через день группу людей отправили в ближайший пригород, в зеленое лесистое место под названием Понары – там их построили и расстреляли. То был лишь первый из массовых расстрелов. За этот месяц на улицах и у себя дома были схвачены тысячи мужчин-евреев: их якобы отправляли на работы. Больше про них никто ничего не слышал. Гетто пока не существовало, но мужчины-евреи старались не выходить из дому, чтобы не попасть в облаву.
34
Там же, 112, 118–119.
Страхи Паулы Прилуцкой оправдались – немцы действительно пришли за ее мужем Ноехом, однако не по той причине, которой она так опасалась. Его не собирались арестовывать или расстреливать: он был нужен немцам в качестве ученого, для подневольного труда. Санкционировал его арест нацистский специалист по иудаике доктор Иоганнес Поль.
Поль был штатным сотрудником Оперативного штаба рейхсляйтера Розенберга (ОШР), немецкой организации, которая занималась вывозом культурных ценностей из стран Европы. Свои грабежи ОШР начал в 1940 году во Франции, захватив там книги и картины, ранее принадлежавшие евреям, а потом развернулся гораздо шире, опустошая государственные музеи, библиотеки и всевозможные частные собрания.
С особым усердием ОШР занимался похищением всего, что относится к иудаике: книг, рукописей и документов о еврейской религии, истории и культуре. Эти материалы считались ценными источниками для антисемитских исследований, которые назывались «юденфоршунг»: евреи изучались с точки зрения их ущербности. Юденфоршунг был призван дать научное обоснование нацистской политике преследования, а впоследствии – уничтожения. Для нацистов «приобретение» редких еврейских книг и манускриптов было важным инструментом в духовно-интеллектуальной борьбе с еврейством. Поль руководил этой деятельностью [35] .
35
Alan E. Steinweis, Studying the Jew: Scholarly Anti-Semitism in Nazi Germany (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2006).