"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Ты чего хочешь-то? – Воислав пристально посмотрел на него. – У меня для тебя невесты нет. Сестер раздали, а из младших девок эта, Велегорова, – старшая. Другие все ее моложе – и у меня, и у братьев. Только для сыновей твоих, если желаешь, могу дать.
Дивислав помолчал, потом поднял на него глаза:
– Для сынов – спасибо, возьму твоих дочерей. А мне самому вот эта нужна, Велегорова. Как ее там… Елега?
– Да ты что? – Воислав поднял брови. – Она тебе в дочери годится! И сговорена она!
– Ты подумай: Ульв ведь не зря именно эту высватал. Она племянница не только тебе,
Воислав молчал.
Горячая убежденность Дивислава заражала, этим доводам отзывалось нечто запрятанное в глубине души.
Не только на Ильмене – везде вдоль торговых путей через славянские земли, где русь забрала силу, зрело недовольство – поборами, раздорами, перехваченными выгодами. Нередко вспыхивало возмущение, перераставшее в настоящие войны. Но многие князья, живущие на опасных участках, доступных для грабежей с моря, вынуждены были нанимать варяжскую дружину. И каждый помнил, что однажды эта дружина может обратить оружие против него.
Унегость поозерский уже не чувствовал себя хозяином в собственных владениях, и плесковские князья были вынуждены считаться с мнением варяжских воевод. А те мало того что захватывали в руки выгодную заморскую торговлю, но и приобретали все большее влияние, благодаря богатству и военной силе набирая сторонников среди исконных родов.
– Это все хорошо… – пробормотал Воислав чуть погодя. – Так что же, все в нее одну упирается?
– Велегор – стрый киевскому князю Олегу, а его жена – сам знаешь, сестра тебе. Их дочери – в родстве с киевскими и плесковскими князьями. А эта – из них старшая. Чего еще тебе объяснить?
– Вальгард не пойдет на это. Он дал слово Ульву, мой стрый Ратимер послухом был.
– Как дал слово, так и назад возьмет. Я-то уж теперь знаю, чего стоит слово варяжское! – усмехнулся Дивислав. – Если ты не прочь от такого зятя, как я, то с ним нынче же и поговорю.
– Погоди, не спеши! Тут подумать надо. Со старейшиной и дружиной потолковать. Если решат, что дело подходящее, мы с Вальгардом сами обсудим. Только… знаешь… я бы на его месте ни за что эту снизку греческую назад не отослал! – со смехом признался Воислав. – Моя
– А вот посмотришь сам, отошлет он эту снизку назад или нет! И скажи ему вот что: Ульв обманул меня, поэтому Ульву больше веры нет. Жена моя умерла из-за той мрази, что он покрывал, и двоих родишек с собой на тот свет увела. Не друг он мне больше, и родня его, кровная ли, сватанная ли, – мне не товарищи. А коли я их гостей через Ловать не пропущу, куда они со своего Волхова денутся? Только назад, в море Варяжское. Велегор – по виду мужик не глупый. Объясни ему, может, он и сам поймет. Хоть и варяг. Все-таки сам на твоей сестре женат, должен разуметь.
Дивислав помолчал, давая собеседнику время осмыслить прежнее, потом добавил:
– И еще ему скажи… У Олега киевского есть сын, ему уж года три. Я давным-давно про это знаю: его жена ехала в Киев уже чреватая, и моя жена тогда за ней ходила, когда она у меня в городце в лежку лежала. Коли Ульв хотел от Олега заложника – путь сына его и берет. А дочь Велегорова ему уже и ни к чему, получается. А его, Велегора, с киевским князем родства никакой Ульв не лишит. Ну, разве что и там когда-нибудь свои князья снова сядут, полянские.
Воевода Вальгард не слышал этого разговора, но на свадьбе он тоже не только пил пиво.
Здесь он узнал во всех подробностях «Сагу о Кабаньей Морде», и о том, к чему это все едва не привело.
Причем рассказывал об этом Гостомысл Унегостевич, многозначительно посматривая на него, Вальгарда.
Воевода, разумеется, хранил обычный небрежно-непринужденный вид, но ощущал, что люди знают о связи между ним и Ульвом, который так некрасиво себя повел. И яркое доказательство этой связи с Ульвом, а через него – и с жалким бродягой Бодди висело на шее у его дочери! Даже золото, самоцветы и жемчуг под этими взглядами будто потускнели и сияли как-то стыдливо.
– Оказывается, мой будущий родич прислал нам еще более дорогой подарок, чем я думал, – обронил Вальгард. – Это не просто греческое ожерелье. Это цена его чести. Самого дорогого, что у человека может быть.
– Хоть и задорого продался, а стоит теперь дешево! – усмехнулся Гостомысл. – Уж я бы не думал, что мне в таком свате много чести. Девка-то какая хорошая, жалко загубить! Ну, да каждому своя доля напрядена, ее не переменишь…
Вальгард не ответил.
Предания его родины утверждали, что каждый сам выбирает свою судьбу и должен стойко встречать последствия выбора.
Ульв сделал очень большую глупость, что поссорился с Дивиславом.
Греческое ожерелье красиво и стоит дорого, но все же меньше, чем убыток, который понесет Ульв, если Дивислав перекроет путь на Ловать.
Это неизбежная война.
И Вальгард понимал, что у него еще есть надежда выбрать, на чьей стороне он окажется.
Собственная родня тоже что-то затевала. Жена постоянно шепталась со своим братом и княгиней, но, завидев Вальгарда, все умолкали.
Житинег никак не хотел отпускать гостей, все просил побыть еще немного, да и Домолюба не спешила оставить дочь в новом чужом доме – уже навсегда.