"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Ингвар дернул плечом: дескать, не знаю я, мне и так неплохо…
Живя в дружине, он следил только за тем, чтобы его люди не были обижены при дележе средств, полученных из княжьей дани. А как хозяину собственного двора, ему пришлось бы вникать во множество дел, к которым он не имел ни малейшей охоты.
– И жениться бы тебе, а? – Мальфрид подперла подбородок ладонью. – Ты уже в зрелых годах… Как смотришь?
– Надо, надо ему жениться! – снова поддержал Мистина.
– А вы уж и придумали, кого сватать? – Ингвар пристально глянул на Олега, подозревая, что его браком сестра и зять хотят обеспечить какие-то свои выгоды. – Если
Насчет возможности брака с какой-нибудь ляшской или чешской княжной он промолчал.
Ингвар и его сестра Мальфрид попали в полянскую землю благодаря союзу между владыками южного и северного конца пути из Варяжского моря в Греческое. Однако скоро Ингвар начал понимать, что связями между Волховом и Днепром потребности киевского князя далеко не исчерпываются. Киев поистине был перекрестком миров: путь с севера на юг пересекался здесь с куда более древней дорогой с запада на восток. Через обширные владения Хазарского каганата его купцы имели связи даже с далекой страной Сина, откуда уже лет двести хазарские купцы возили удивительной работы шелк с вытканными драконами. Из Хазарии торговые пути, пролегая через земли угров, русов, уличей, бужан, лендзян, вислян и морован, приводили к Дунаю, где купцы-русы были известны как торговцы воском, рабами, лошадьми. По Дунаю можно было попасть дальше на запад, в Баварию, где обменивали меха – этот столь желанный там товар даже не облагался пошлинами – на соль.
С тех пор как вторжение угров сделало неудобным путь через моравские владения, в земле чехов разросся город Прага; в нем делали «платы» – куски тонкого льняного полотна определенного размера, служившие средством обмена товаров. Даже сам обмен «платов» на какой-то товар уже стали называть словом «платить».
Существовало несколько ответвлений этого пути, а из Германии через Альпы и Венецию товары, в основном – рабов, морем доставляли в сам Кордовский халифат. Уже не первый век хазарские и русские купцы увозили с востока на запад невольников, меха, воск, а обратно везли баварскую соль, угорских и чешских коней, рейнские мечи, дорогие ткани, разные драгоценные изделия.
Чем большая часть этих путей находилась в руках того или иного правителя, тем больше выгод мог он получить от головокружительных связей, начинающихся в Китае и кончающихся в Кордовском халифате.
Это прекрасно понимал и Олег Вещий: заняв киевский «перекресток», он пытался продвинуться и на запад – как можно дальше. В какой-то мере и поэтому, надеясь расширить свое влияние на этих путях, Олег Вещий дал приют изгнанникам – последним моравским Моймировичам, – и даже принял их в семью.
Не все замыслы Вещий сумел осуществить при жизни – он и без того сделал так много, сколько по плечу разве что полубогу. Но теперь Олег-младший, объединяя наследственные права своих моравских и киевских предков, нередко думал о том, какие богатые возможности для него это открывает. Особенно если заручиться поддержкой кого-то из сильных владык – греческих, германских…
Следующий шаг на этом пути сделал Ингвар – и тем оказал своему родичу Олегу Моровлянину очень большую услугу. Выгода от нее намного превышала прямые выгоды от дани с покоренных племен. Не желая говорить об этом даже с ближайшим другом Мистиной, Ингвар и сам порой подумывал: как бы обзавестись связями, которые позволят ему удержать занятые земли без опоры на одного Олега киевского…
Предки Ингвара
– Послушай! – Мальфрид, набравшись духу, прикоснулась к широкой загорелой кисти Ингвара, лежащей на столе. – Погоди, сейчас все расскажу. Вот посмотри.
Она встала, подошла к ларю, отперла его – он закрывался на настоящий железный замок, в который надо было вставлять хитро выкованную палочку ключа – и вынула льняной мешочек. Принесла его, развязала и выложила на стол женское украшение – ожерелье из полупрозрачных зелено-голубых камней и круглых белых жемчужин, с двумя бляшками-монетками возле застежки.
– Ого! – Ингвар мигом оценил стоимость вещи и тонкую работу. – Это греки делали, не иначе!
Даже Мистина присвистнул.
– Ты знаешь, что это такое? – спросила у брата Мальфрид.
– Впервые вижу. Преподнес кто?
– Это был подарок, который наш отец послал твоей невесте, дочери Вальгарда из Плескова. А потом… Вальгард прислал его назад и сказал, он не может хранить у себя то, что было куплено слишком дорогой ценой. Намекал, что наш отец продал свою честь за это ожерелье и теперь ему следует держать его при себе – больше ведь ничего не осталось.
– Уж я бы этому Вальгарду… – гневно начал Ингвар.
Четыре года назад до него доходили слухи о некрасивой истории, после которой его обручение было расторгнуто, но он не слишком огорчился. Он в глаза не видел невесты и не мог о ней сожалеть, да и вообще – в четырнадцать лет женитьба занимала в его мыслях очень мало места.
Сага о съеденной собаке казалась ему нелепой и не стоящей обглоданных костей. Ингвар недоумевал, как у отца хватило ума в нее ввязаться. Даже ожерелье не выглядело для него убедительным доводом. Разных сокровищ он уже повидал довольно, но привык не принимать богатство близко к сердцу – ведь жизнь коротка и может кончиться внезапно.
Но так вышло, что это ожерелье стало ценой даже не жалкой жизни того бродяги – как там было его троллево имя? – а ценой слова самого Ульва конунга.
– Тише, не надо! – Мальфрид прикоснулась к его плечу. – Мне эту вещь привез зимой Ранди Ворон, может, ты его помнишь. И сказал вот что: наш Оди уже отрок, и пришла пора исполнить уговор. Зная, что он слабого здоровья, раньше отец не требовал его к себе, давал ему время окрепнуть – ведь это его родной внук. Но больше ждать нельзя. В Киеве есть заложник от нашей семьи – это ты, и даже два заложника, если считать меня. А от рода Олега нам не дали никого. Поэтому в Волховец нужно послать Оди. Или…
– Инги, пойми! – Мальфрид назвала брата тем именем, которым его звали в раннем детстве, и у него сжалось сердце. – Мой мальчик – он так часто хворает! Да, в Волховце его дед, и бабка, и прочая близкая родня, и нечего бояться, что о нем будут плохо заботиться. Но там так сыро и мрачно, так уныло и холодно даже летом, так мало солнца и так много дождей! Мой сын умрет там… – ее голос задрожал. – А он у меня один! Я не знаю, смогу ли родить еще одного…
Она взяла себя в руки и продолжила: