"Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Главным образом из Византии происходили дорогие шелковые ткани, из которых изготавливались одежды высших слоев общества (иногда привозили уже готовое платье). Шелковые ткани или покупались на царьградских рынках, или получались как дипломатические дары. Вид этих роскошных одежд достаточно хорошо известен по фрескам, мозаикам, книжным миниатюрам самой Византии и частично по фресковой живописи Софии киевской (XI века). Византийское парадное платье имело немало разновидностей. Мужской костюм часть фасонов позаимствовал с Востока, откуда они перешли на Русь и в Скандинавию – это род распашной одежды с отделкой определенного типа обычно называют кафтанами. И мужское, и женское греческое платье отличалось «монументальным» покроем – широким, длинным, прямым. Мантии, покрывала и накидки драпировались красивыми скульптурными складками. Вытканные узоры поражали разнообразием и многоцветьем. Популярны были узоры в виде различных животных, как реальных, так и фантастических – коней, слонов, грифонов, львов, оленей, крылатых коней, орлов, павлинов
Яркий пример такого платья являет платье дамы из псковского погребения номер 3 – благодаря чрезвычайно богатой шелковой отделке, нашитой на скандинавский хенгерок. Что она носила скандинавское платье, доказывает наличие двух скорлупообразных плечевых фибул (того же типа, что в Киеве). Этот комплект одежды был не надет на тело погребенной, а сложен в берестяной короб – вторая перемена платья в долгий путь. В него входила льняная сорочка со сборчатым воротом; такая же найдена в Гнездово, и этот фасон в народном костюме дожил почти до нашего времени. Узкие манжеты сорочки были обшиты полосой шелка шириной 10 см, подол, вероятно, тоже. Сам хенгерок был по верхнему краю отделан полосами шелка, сине-желтого цвета, со сложным узором, который имеет специальное название – «охота Бахрам Гура» и изображает всадника с луком. Этот тип шелка, византийского производства, в X веке был не просто очень дорогим: он изготавливался в императорских мастерских и вообще не поступал в свободную продажу, а подносился в качестве дипломатических даров. В чем можно увидеть довод в пользу того, что в погребении номер 3 – еще одна из княгинь-родственниц. Или она получила этот кусок шелка от кого-то из ездивших туда. Например, от дамы с милиарисиями из погребения номер 1.
Видимо, эти две моды – скандинавская и византийская, – и определяли состав гардероба и самой княгини Ольги, и ее приближенных. Дорогое греческое платье наверняка попадало на Русь задолго до нее – как добыча Аскольда и Дира, как дары и дань, привезенные Олегом Вещим. В состав даров, полученных Игорем на Дунае, дорогие ткани входили наверняка, и можно уверено предполагать, что в 943–945 году у Ольги появилось много новых роскошных платьев. И конечно, немало этого она привезла из собственной поездки в Царьград. Условно можно предположить, что в повседневности она носила скандинавское платье и/или хенгерок (хенгерок надевался как прямо на нижнюю сорочку, так и на платье) с серебряными, позолоченными наплечными застежкам и с подвешенной между ними нитью бус. В торжественных случаях княгиня надевала византийскую далматику и мантию узорного многоцветного шелка. Могла она получать и украшения византийской работы – роскошные даже на современный взгляд кольца, серьги, подвески к головному убору, браслеты, ожерелья, застежки-фибулы, – тонкой работы, с золотой зернью, эмалью, жемчугом, самоцветными камнями. Вероятно, поверх покрывала (оно закрывало волосы и шею, а один конец спускался на плечо) она носила очелье с нашитой тесьмой, сотканной из шелка с серебряной или золотой нитью – такие найдены в Пскове, в Киеве, в шведской Бирке. В качестве височных колец и киевские, и псковские знатные дамы носили колечки с нанизанными бусинами (их находят возле черепа) или более сложные формы, с зернью и подвесками (в Великой Моравии этого времени известны совершенно роскошные виды).
Чего княгиня Ольга точно никогда не носила, так это шапки с меховым околышем (шапки русские женщины начали носить только в XVI веке), царского венца с подвесками (титула, дающего право на такой венец, Ольга не имела) и бармы-оплечья с каменьями, которые художниками тоже заимствуются из более поздних царских уборов.
Часть седьмая
Жизнь после смерти
В церковной стене было оконце…
Почитание Ольги началось очень скоро после смерти. Это видно из того, что Владимир, перенеся (вероятно, в 1007 году) ее останки в новопостроенную Десятинную церковь, не устроил погребение под полом, а поставил саркофаг в помещении, чтобы дать верующим доступ. Чудеса – важное условие святости – начались немедленно.
Псковская редакция жития рассказывает следующее. По прошествии долгого времени после смерти Ольги внук ее, Владимир, вспомнил о мощах своей бабки; отправившись с митрополитом, со всем священным собором, с фимиамом и псалмопением, пришли на место, где была похоронена Ольга, раскопали землю и нашли тело святой неповрежденным. Прославив бога за это чудо, Владимир и его люди взяли мощи и перенесли в церковь Пресвятой Богородицы, где поместили в деревянном гробу,
«Степенная книга», кажется, хотела нам сказать, что в мудрости своей Ольга предвидела свою будущую славу. «Прославляет Бог угодников своих не только в этой жизни, но и после смерти, – учит она сыновей русских, – многие чудеса происходят от них, различные исцеления они расточают. Многие из них в гробах лежат, но мощи их, как живые, нетленны пребывают до общего для всех воскресения». Здесь она с полной уверенностью описывает свою же посмертную участь: нетленность, исцеления.
Это чудо продолжалось как минимум до XII века: «Здесь же ее все люди прославляют, видя, что она лежит много лет, не тронутая тлением», – говорит ПВЛ. Но я не видела описаний нетленного тела Ольги, относящегося к более поздним векам; приходится думать, что оно пролежало там не далее чем до разорения Киева Батыем в XIII веке. Дальнейшая судьба мощей неизвестна.
«Яко голубице ц?ломудренаа на финикъ доброд?тели взыде»…
Мне очень нравится эта фраза из церковного канона в честь Ольги; под «фиником» надо понимать пальму, а значит, княгиня Ольга уподобляется целомудренной голубице, взлетевшей на пальму добродетели. Как первая облеченная властью христианка, Ольга не могла не стать предметом церковного почитания и восхваления. Любопытно то, что разные литературные жанры, светские и церковные, делали одно и то же дело – идеализацию своей героини, то есть Ольги, но делали его разными способами, порой противоположными. Если народное предание добавило к биографии Ольги древлянские казни как высшее проявление ее «гражданской доблести» и мудрости, то источники церковные – жития, похвалы и каноны – отношения Ольги с древлянами исключили из повествования. (У Дмитрия Ростовского, писавшего в 1705 году, древлянские казни уже появляются опять.) Основным событием биографии Ольги-святой является, конечно же, ее крещение, а основным смыслом – прославление за этот духовный подвиг.
Церковные писатели с самого начала уподобляют Ольгу идеалу «благоверной княгини», который сам является женским вариантом образа доброго правителя, идеального христианского царя. Первым образцом его был святой Константин, и неудивительно, что Ольга с самого начала уподобляется его матери, а своей небесной покровительнице – святой равноапостольной царице Елене.
Кирилл Туровский (Канон и Служба на память св. Ольги) называет княгиню «преподобной», употребляя атрибут, приложимый к аскетам и монахиням, – этим выражается мысль о том, что крещение Ольги было подвигом. Внешняя красота церковными писателями воспринималась как выражение красоты духа, поэтому именно они не жалели похвал ее облику:
– образом бяше святая тиха и кротка и любима ко вс?м и мудра з?ло…
– т?ломъ жена сущи, мужеску мудрость им?ющи…
– велми юна суши, доброзрачна же и мужествена… не юношески, но старческим смыслом поношая ему (Игорю) глаголаше…
– бяше бо з?ло ц?ломудренна и пр?мудра… лицемъ з?ло прекрасна… нача къ нему не юношескимъ, но старческимъ умомъ, прес?цая бес?ду его, глаголати…
Как пишет М. К. Ферро [98] , «В более поздних произведениях, появившихся после XVI в., есть все основания воспринимать внешнюю красоту княгини Ольги как элемент, уподобляющий ее Богоматери: ведь в «Слове на Рожество св. Богородицы» читаем после описания Ее внешнего вида, что Дева Мария «благодатию Божиею исполнена и красоты… т?м же и призр? на ня Богъ».
98
Об эволюции литературного образа святой княгини Ольги в древнерусских письменных источниках.
Важны для понимания церковного образа Ольги многочисленные метафоры света: «как утренняя звезда перед солнцем, как заря перед рассветом. Она ведь сияла, как луна в ночи; так и она светилась среди язычников, как жемчуг в грязи» (ПВЛ). «Яко солнце возсия нам преславная память Олги богомудрыа» (Канон). Метафоры света «с одной стороны, отсылают нас к образу Христа, «Свету мира» (cм. Ин 8: 12; 2Кор 4: 4–6) и «Солнцу правды» (см. Лк 1: 78–79, Пс 18: 5), а с другой стороны, напоминают атрибуты «денница» и «заря» и другие метафоры «светящих тел», которые автор Акафиста адресует Богородице. Итак, элемент света в посвященных Ольге произведениях играет большую роль: посредством атрибутов и метафор вводится идея уподобления Богородице и дается отсылка к теологии крещения, понимаемого вслед за святыми отцами как просвещение, где свет, то есть благодать Божия, умножает способности и просвещает разум княгини» [99] .
99
Та же статья