Княгиня Ольга
Шрифт:
— Ты много повидал, отец Григорий, и, сказывают, ясновидящ. Ответь мне, что будет с Русью, придет ли она к Христовой вере?
Григорий смотрел на Ольгу с любовью. Теперь ему не было нужды скрывать свои чувства. Заговорил тихо:
— Мы сеем с тобой, матушка княгиня, благие зерна и получаем благие всходы и от благих всходов получаем благой урожай. И снова будем сеять только добрые зерна многажды. И земля пополнится добрыми плодами трудов наших. Так и с верой Христовой. В доолеговы времена на Руси были лишь подвижники — христиане. Ноне их сотни в
Настал час полуденной трапезы. И когда Григорий хотел откланяться и уйти, то княгиня Ольга не отпустила его.
— Останься, отец Григорий. Сие на пользу моим людям. Пусть привыкают к тебе и твоему сану. Верю, скоро ты будешь им ближе, чем жрец Богомил. Он ведь никогда не жаловал своим вниманием ни князей, ни их вельмож.
Григорий не посмел отказаться. Да и сам почувствовал желание побыть среди вельмож какие они вокруг княгини? Сие было важно знать. И вскоре княгиня и священник спустились в трапезную, где уже собралось больше двадцати бояр, воеводы, многие боярыни.
При виде Григория близ княгини в зале возникла напряженная тишина. Все лишь кланялись княгине, пытаясь не замечать священнослужителя. И Ольга поняла, что присутствие христианского священника в княжеских теремах многим нежелательно, что вельможи чувствуют к нему неприязнь. И княгиня попыталась разрушить стену отчуждения, возникшую между Григорием и дворскими. Она прошла к своему креслу и велела стольнику поставить рядом со своим креслом стул для священника. И вот уже стул стоит по правую руку от Ольги. И она сказала:
— Садись, отец Григорий. Отныне быть тебе по правую руку от меня.
Когда же бояре и прочие вельможи заняли свои места, Ольга добавила к сказанному:
— Слушайте все! Отца Григория я помню и знаю с детства. Мы вместе росли в Изборске и расстались с ним, ког да мне было десять лет. Он многому меня научил. Да и теперь учит. Потому говорю вам: он есть мой духовный отец. А кто не ведает, что сие значит, должен узнать. На то мое повеление.
Вельможи ответили на слова великой княгини молчанием. И трапеза проходила в тишине, лишь звучали отдельные слова. Вельможи чувствовали себя скованно. Отец Григорий — тоже. Но он не был бы пастырем, если бы не нашелся, как повести за собой паству, даже если она из одних иноверцев. Едва все насытились и взялись за кубки, дабы выпить сыты, меду или греческих вин, как отец Григорий заговорил:
— Вот недавно во время коляд, кои справляли горожане, пришел к нам в храм сын Перунов и сказал: «Наша вера проста и доходчива. Мы просим бога Перуна, чтобы даровал победу над врагом, а бога Волоса, чтобы умножил наш скот, хранил его от болезней. И иных богов просим то о веселье, то о хлебе, то о мире. И так живут все большие и малые народы Руси. А что вы просите у своего Бога? Вижу и днем, и по ночам все молитесь, и песни поете в храме, редкие дни служба не идет.
Отвечу вам, как ответил ему: нам, христианам, мало одной ночи и тысячи ночей мало. У нас всегда есть, о чем просить Господа Бога. Он же говорит нам: «Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».
В трапезной стояла тишина. Лишь голос отца Григория нарушал ее. Все слушали его с одинаковым вниманием, в коем было много от детского любопытства и удивления. И все отметили, что Бог отца Григория не жаждает ни крови, ни боли, ни богатства и озабочен лишь миротворчеством.
— Блаженны миротворцы, — как раз прозвучали слова отца Григория в сей миг, — ибо они будут наречены сынами Божиими. Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное. — И тут священник прямо сказал сидящим за столом: — Блаженны и вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески злословить за меня! Он же говорит нам: «Вы — свет мира. Не может укрыться город, стоящий на верху горы. И зажегши свечу, не ставят ее под темным сосудом, но на подсвечнике и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного…»
Отец Григорий еще хотел что-то сказать, но в трапезную вошел воевода Претич и что-то прошептал княгине на ухо. И Ольга сказала:
— Говори, воевода, всем, что за весть принес.
Претич выпрямился в полноту своего богатырского роста, громко сказал:
— Я передал матушке княгине то, что увидел на Священном холме. Жрец Богомил нарушил ее повеление и лишил жизни услужителя Светомила. Жрецы пытались остановить его, он же сказал им: «Пусть умрет. Слабые духом не нужны богу». Светомил сожжен на жертвенном огне.
В трапезной раздались голоса возмущения вольностью Богомила. Бояре потребовали предать его суду старейшин. И кто-то позвал всех идти на Священный холм и там наказать Богомила. Но последнее слово осталось за княгиней:
— Слушайте все: Светомил сам искал смерти, и Богомил токмо выполнил его волю.
— Но он нарушил твою волю, матушка княгиня, — крикнул старый воевода Карл.
— Вот ты с боярами и с воеводой Претичем и сходите на Священный холм, спросите Богомила, что толкнуло его перечить моей воле.
Княгиня Ольга встала. И все поднялись из-за стола, покидая трапезную. Отца Григория потянуло следом за всеми. Он чувствовал, что там, на Священном холме, узнает нечто важное, что не дано узнать ни Карлу, ни другим вельможам. Но княгиня Ольга остановила его:
— Отец Григорий, не уходи.
— Слушаю, матушка княгиня.
— Я вижу, что ты осуждаешь меня за то, что не наказываю Богомила. Знаю, что это по его наущению Светомил пустил в меня стрелу. И Богомил сознался бы в том, ежели бы привели его в подклети под гридницу.