Княгиня Ольга
Шрифт:
Самый опасный порог на Днепре есть Неясытя. Сказывали Ольге, что близ него купцы останавливали суда, выгружали товары и шесть тысяч шагов невольники несли их берегом. То время миновало, и Неясытя стал милосерднее. Так и на сей раз он не поживился ни одним судном из каравана Ольги.
Напряжение, страх, как жара летнего дня, спали только к вечеру, когда караван миновал Крапийский перевоз, коим часто пользуются купцы Корсуни, возвращаясь на конях с торгов из Руси. А впереди уже остров Хортица. Путников ждал день отдыха и час благодарения и жертвоприношения богам за то, что защитили суда и путешественников от злых речных духов и от разбоя печенегов.
За островом Хортица начиналось благодатное и спокойное по летней поре плаванье до самого устья, до первого дунайского рукава Селина. Благоприятный
В бухту Золотой Рог, по берегам которой раскинулся Царьград, флотилия россов вошла к полудню. Древний город, освещенный ярким солнцем, открывался на всем видимом до окоема пространстве и казался бесконечно огромным. Его улицы густой сетью сбегались с трех сторон бухты к воде.
Княгиня Ольга стояла на носу ладьи и неотрывно смотрела на загадочный вечный город. В голубой дымке она увидела то, к чему стремилась, — парящий купол Святой Софии, Премудрости Божьей. Конечно, на таком расстоянии он еще не мог поразить воображение русичей, но Ольга все-таки почувствовала величие этого храма, вознесенного над городом.
Русские ладьи, челны, насады, наконец, подошли к гавани Суд, где издавна останавливались торговые гости из Руси. Флотилии Ольги едва хватило места в тесноте гавани. Казалось, в ней собрались суда со всего света. Отец Григорий, который стоял рядом с Ольгой и многое объяснял ей из того, что она видела, называл чужеземные, неведомые Ольге корабли и кораблики.
— Вон те, низкие, сие местные галеры, в море не ходят. Высокие есть греческие скедии, им море открыто. Дальше — кумбарии арабов, весельные, движимые рабами…
Ольга слушала вполуха. Ее уже одолевали разные мысли. Знала она от отца Григория, да и от купцов, что в Царьграде не спешат принимать даже самых высоких гостей. Сказывали, император Константин Багрянородный[11] особенно отличался медлительностью. Ставил Багрянородный всех европейских государей ниже себя величием, потому мало считался с ними. Ольга была озабочена, какую честь ей окажут византийские государи. Не найдут ли чиновники императора тысячи причин, чтобы подольше подержать россов в гавани? Отец Григорий это предвидел, потому исподволь готовил Ольгу к терпению.
— Ты, матушка княгиня, не будешь скучать в ожидании приема императором. Мы с тобой побываем в городе, я покажу тебе многие чудеса, и мы посетим храм Иоанна Предтечи близ монастыря Святой Мамы, в котором я многие годы служил.
— Я понимаю, святой отец, ты призываешь меня быть терпеливой, и я постараюсь, потому как другого нам не дано, — согласилась Ольга.
Скучать русичам не пришлось. Как только портовые власти узнали, что в бухту вошла флотилия россов, тут же появились юркие суденышки с чиновниками. И начались разные процедуры. С купцами оказалось все просто. Им без проволочек разрешили доставлять все товары на берег или звать местных купцов на суда и торговать всем, что привезли. К тому же всех купцов — русичей разместили для проживания на подворье монастыря Святой Мамы.
Однако весть о том, что на судах россов кроме купцов с товарами прибыли в Царьград еще послы великой державы и сама великая княгиня с придворными, ни в первый день прибытия, ни на другой день, похоже, не дошла до императорского двора. Княгиня Ольга знала, что такого не могло быть. А было, скорей всего, по — другому. Лишь только русская флотилия вошла в воды Византии, в правительстве Царьграда уже знали, кто и с чем к ним пожаловал.
И императору Константину было доложено. Потому Ольга поняла, что всякие проволочки — суть византийской дипломатии. Великая княгиня смирилась с пренебрежением к ней императорского двора с трудом. Если бы цель ее посещения Царьграда была иной, а не крещение, она бы дала о себе знать наверняка. Ее гонцы не раз постучали бы в ворота Царьграда, что заставило бы Багрянородного поклониться русичам.
Лишь на третий день в гавани появились чиновники императорского двора. Ольга приняла их сдержанно. Они же, многажды извиняясь, с немалой лестью и очень вежливо заявили, что пока их император Константин Багрянородный не
Однако благодаря присутствию рядом с нею отца Григория она провела две недели ожидания без особой скуки и душевной сумятицы. Каждое утро княгиня Ольга и священник Григорий отправлялись в город. Рядом с ними шагали молодой богатырь Добрыня и его сестра Малуша. За спиной княгини два десятка воинов во главе с Дамором. И шла Ольга по Царьграду за священником Григорием куда им было угодно. А чтобы на нее не обращали внимания, она одевалась в простые одежды греческих горожанок
Царьград очаровал ее. Она не могла оставаться равнодушной к этому великому городу. Ее поражали громады храмов, казалось, все они пытались соперничать с собором Святой Софии. И как же много было этих храмов, церквей, церквушек, часовен. И все в камне, в камне. И много каменной резьбы, и золоченых куполов с крестами над ними, может быть, из чистого золота. Немало подивилась Ольга каменным дворцам и палатам царьградских вельмож, сановников, царедворцев, военачальников и торговых людей. Казалось, они были озабочены одним: как перещеголять друг друга в красоте своих покоев, дворцов. И всюду камень, гранит, мрамор и ни одной деревянной постройки. Ольга удивлялась мощи и неприступности сло женных на века крепостных стен с высокими боевыми башнями.
Отец Григорий сводил княгиню и в те кварталы, где жили ремесленники, мастера ювелирного дела, чеканщики, иконописцы, оружейники. Многих из ремесел Ольга не знала, потому как их не было на Руси. Но надеялась, что будут в державе и каменщики, и иконописцы, и ткачи шелковых тканей.
После внешнего осмотра города отец Григорий повел княгиню Ольгу в храмы. И она поражалась великолепному внутреннему убранству святых обителей. Посещение Византии княгиней Ольгой совпало с последним периодом расцвета христианства. В храмах было налицо все богатство, накопленное церковью почти за десять веков торжества православной Христовой веры. Иконы, фрески, росписи стен, сводов, алтари, иконостасы, церковная утварь — все сверкало красотой и высоким искусством исполнения. Золото и драгоценные камни виднелись всюду, будто были главным материалом украшения церквей. Все ласкало взор совершенством.
Но вот, наконец, отец Григорий привел Ольгу в храм Святой Софии. Едва переступив порог храма, Ольга застыла от изумления и упрекнула отца Григория:
— Зачем же ты так долго не приводил меня в сей храм?
— Прости, матушка княгиня. Я помню, что ты была в нем.
— Но я же сказала, что сонная пребывала.
— Оно и похоже, — усмехнулся священник, — Да теперь, матушка, ты можешь оценить его по достоинству, потому как у тебя есть с чем сравнивать.
Ольга не ответила. Да и не время было. Она пыталась впитать в себя все, что видела, все запечатлеть в памяти. Но сие давалось трудно, потому что не укладывалось в привычные представления Ольги о красоте и величии. В первые мгновения, когда она подняла голову и обозревала огромный, ни с чем не сравнимый, купол храма, ей показалось, что он плывет в небе, возносится ввысь и вместе с куполом летит в пространстве и она. В куполе было сорок два окна. Пронизанные солнечным светом, они-то и создавали видимость полета купола. Казалось, он жил сам по себе, устремляясь в неведомое пространство, движимый в сверкающих в лучах солнца и потоках воздуха. Лишь большим усилием воли Ольге удалось «опуститься на землю», но опять-таки ненадолго. Сам храм, освещенный шестью тысячами золотых светильников, был настолько огромен, что в нем свободно мог уместиться киевский теремной двор. И все это пространство, заключенное в стены и своды, было украшено громадными сияющими мозаиками, иконами в окладах из золота и серебра, украшенных тысячами драгоценных камней. Колонны храма были вытесаны из цельных глыб мрамора, изумительного по красоте, пилястры отделаны полудрагоценными камнями и украшены слоновой костью.