Княгиня Ренессанса
Шрифт:
Охваченная всеобщим безумием, Зефирина включилась в битву конфетти, отзывалась на крики и взрывы смеха и всеобщей радости, охватившие весь город.
– О… красавица, поехали с нами!
Обычно флегматичный Мортимер совершенно преобразился при виде множества хорошеньких женщин, восседавших на праздничных колесницах, украшенных зеленью и цветами.
Огромная толпа продвигалась вслед за экипажами и всадниками. Множество любопытных смотрело на всю эту толчею из окон домов, приветствуя проезжавших в каретах знатных синьоров. Высунув голову из кареты, Зефирина
«Они все сумасшедшие, эти римляне!»
Сатиры, мавры, дервиши в чалмах, турки, короли со скипетрами в руках, ненастоящие нищие, моряки, маски комедии дель арто – «убийцы», арлекины, Пьеро, адвокаты, пульчинеллы, женщины, переодетые в мужчин, и мужчины, переодетые в женщин, короче, годились любые костюмы, кроме монаха, монахини и священника.
– Здесь что же, все жители наряжаются в дни карнавала? – спросила Зефирина.
– Да, милая дама, за исключением церковников, евреев и куртизанок, – пояснил Фульвио.
– Но это же несправедливо. Почему они не имеют права на это, как все остальные?
– Потому что так принято. Довольно вам, наконец, пытаться переделать весь мир, резонерка вы этакая.
И Фульвио насыпал горсть конфет в руку Зефирины.
Их лошади с трудом пробирались по запруженным улицам. На карету сыпался град мелких шариков. Это были «пуццолана», кусочки вулканической породы, обмазанные гипсом и беленные известью, которыми кидались друг в друга возбужденные люди.
Фульвио протянул Зефирине картонный рожок, чтобы она могла защитить свое лицо в маске от этой «картечи».
И вдруг Зефирина вздрогнула.
В черных носилках, которые несли четыре янычара, сидела женщина, лицо которой скрывала маска Медеи.
Зефирина почувствовала, что женщина в маске пристально всматривается в нее. Молодая женщина скорее всего не обратила бы внимания на эту Медею, если бы не маленький человечек, высунувший вслед за незнакомкой голову.
Карлик, лицо которого также было в маске, швырял из носилок вонючие шарики, и толпа вокруг хохотала.
«Каролюс… донья Гермина…» – прошептала Зефирина.
Она забилась в глубь кареты. Все-таки глупо бояться. Ведь она в маске. Если эта «Медея» и была доньей Герминой, проклятая негодяйка не могла ее узнать.
Фульвио и Мортимер не заметили ее паники. Да и потом, они уже подъезжали ко дворцу княгини Каролины Бигалло.
Лакеи в богатых, голубых с серебром ливреях торжественно выстроились плотной стеной вдоль всей мраморной лестницы, освещенной факелами. Сверху донизу расстилалась ковровая дорожка, по краям которой стояли кадки с миртовыми и апельсиновыми деревьями.
– Вон Колонна… и Орсини… – сообщил Фульвио, указывая на почти по-королевски роскошные упряжки двух соперничающих семейств.
Князь Колонна был одет в костюм галла, а Орсини – в афинянина.
Зефирина знала, что около тридцати семейств, еще с раннего средневековья ввязавшихся в политическую борьбу, составляли бесспорную элиту римской аристократии. И в числе первых следовало назвать семейства Колонна и Орсини, которые прибыли в этот вечер на бал в сопровождении
Как это было принято в дни карнавалов, никто из слуг не объявлял имен подъезжавших гостей. Поэтому хозяйке дома предстояло угадать или ошибиться в тех, кто скрывается под маской.
– Добрый вечер, Каролина…
Не пытаясь изменить свой голос, Фульвио склонил голову, увенчанную венком лесного короля. Княгиня Бигалло ответила чуть слышно:
– Фульвио, дорогой… Как я рада принять вас у себя вместе, как я понимаю, с княгиней Фарнелло!
Черные глаза Каролины пытались сквозь маску угадать лицо Зефирины. Зефирина, войдя во дворец, оставила, в соответствии с местным обычаем, свою подбитую мехом накидку в руках у Паоло. Каролине Бигалло пришлось удовлетвориться созерцанием лишь груди, талии и рук Зефирины.
«Шлюха… дрянь… хоть бы ей стать горбатой!» – клокотало в душе у Каролины, обнаружившей, что соперница красива. Но вслух, взяв себя в руки, она сказала:
– Мне так хочется стать вашей подругой, княгиня Фарнелло. Вы знаете, Фульвио мне как брат… Он от меня ничего не скрывает.
Зефирина, несмотря на «любезность» хозяйки дома, почувствовала в ее голосе желчь. И, опустившись перед ней в реверансе, ответила:
– Князь, со своей стороны, также говорил мне о братских чувствах, которые он к вам питает, мадам. Я просто счастлива познакомиться в этот вечер со старшей сестрой, которую он обрел в вашем лице…
При этих словах у Мортимера начался приступ кашля, а Фульвио поспешил вмешаться, представив хозяйке лорда.
– Что это на вас напало, тигрица? – спросил Фульвио, когда направился с Зефириной в бальный зал.
– Вы хорошо ее знаете, – заносчиво сказала Зефирина. – Если пожелаете познакомить меня даже со всеми вашими любовницами, мне это безразлично, но только пусть они не наступают мне на ноги.
– Я еще не видел никого, кто бы отважился так рисковать, – заявил Фульвио.
Зефирина была уверена, что под маской он смеялся. Она отвернулась, и тут на ее счастье во всех бальных залах начали танцевать фарандолу. Схваченная поначалу за руку каким-то дервишем в чалме, Зефирина внезапно обнаружила, что танцует с человеком в костюме нищего. Позади него отплясывал огромный парень в длинной белой рубашке с красными пуговицами.
– Что означает этот костюм? – спросила Зефирина.
– То, что он жертва французской болезни, мадам, которую французы, в свою очередь, называют итальянской болезнью…
И нищий громко расхохотался. Во всех бальных залах по углам стояли огромные столы, ломившиеся от множества закусок и выпивки.
– Не мучит ли вас жажда, прекрасная персиянка? – спросил нищий.
При звуках виол синьоры и дамы приготовились танцевать павану. Несколько растерявшись в этой суматохе, Зефирина согласилась последовать за своим партнером. Предложив молодой женщине кубок с мальвазией и нарезанную маленькими кусочками и запеченную в тесте дыню, нищий снял с лица маску.