Княгиня

Пранге Петер

Но разве подобное желание не греховно? Разве эти ее потаенные надежды не ставят под сомнение здравие ее супруга? Разве не продляет она тем самым его муки? Ведь ей всего-то и нужно, чтобы Борромини удостоился заслуженной похвалы, только не в ущерб Бернини.

В душе Клариссы царил разлад, вынудивший ее искать утешения у святой Агнессы. Пред алтарем часовни — барельеф благополучно пережил разграбление палаццо Памфили — она преклоняла колена и складывала руки для молитвы ради обретения внутреннего покоя и ясности. Но каждый раз, даже не успев взглянуть на образ святой, чье тело обрело защиту

от гнусных посягательств солдатни, Кларисса чувствовала закрадывающийся в душу страх. Оба мужчины в свое время были благополучно изгнаны из жизни княгини, теперь же они вновь стремились стать ее частью. Это и пугало Клариссу.

— Что с тобой?

Кларисса, вздрогнув, повернулась и увидела перед собой донну Олимпию. Лоб кузины прорезали морщины озабоченности.

— Тебя что-то мучит, и уже довольно давно. Что у тебя на душе?

— Ах, Олимпия, если бы я только знала!

Кларисса не торопилась изливать Олимпии душу. Да, кузина была женщиной искушенной и, вполне вероятно, могла бы помочь ей советом и делом. С другой стороны, Клариссу отпугивали непоколебимые принципы и прямолинейные суждения Олимпии.

К счастью, донна Олимпия облегчила Клариссе задачу.

— Ваш английский обычай все решать самой и с Господом явно не идет тебе впрок. Мне кажется, я знаю, кто тебе действительно нужен — хороший исповедник.

— Исповедник? — Кларисса удивилась. — Я… я вот уже много лет не была на исповеди. Маккинни полагает, что исповедь — не более чем попытка переложить ответственность за свои поступки на кого-то другого.

— Вот как! — Олимпия покачала головой. — Мы здесь, в Риме, так не считаем. В конце концов, жизнь есть жизнь, и иногда бывают моменты, когда без помощи другого человека ясности не обрести.

Кузина просто читала мысли княгини! Именно ясности Клариссе и недоставало сейчас. И уже сама возможность поведать кому-то о том, что накипело у тебя на душе, вызвала у Клариссы облегчение.

— Наверное, ты права, — согласилась Кларисса. — Можешь порекомендовать мне священника?

— Разумеется! — Олимпия даже невольно рассмеялась. — Если уж невестка папы не сможет, стало быть, плохи ее дела!

Уже на следующее утро Кларисса отправилась к исповеднику, которого ей указала донна Олимпия. Буквально через несколько минут езды от палаццо Памфили экипаж остановился перед большим и только что отремонтированным зданием с фасадом, обильно украшенным лепниной.

Когда Кларисса стучала в ворота, на сердце у нее было неспокойно. Что за человек ее исповедник? В молодые годы она без раздумий доверялась любому вкрадчивому голосу, нашептывавшему из-за решетки исповедальни в полумраке церкви, ничуть не сомневаясь, что он принадлежит не реально существующему человеку, а доброму духу небес. Но теперь-то она зрелая женщина!

Слуга провел ее через залитый светом внутренний двор, затем через странную колоннаду, которая вела в следующий внутренний двор с фигурой воина в натуральную величину. Но что это? Идя вдоль галереи, Кларисса не могла поверить своим глазам: пол, казавшийся ей еще у входа абсолютно ровным, внезапно стал подниматься, колонны укорачивались, а сам проход сужался — вся эта колоннада была лишь иллюзией, обманом зрения,

сооружение оказалось куда меньшим, чем на самом деле. Сердце забилось в радостном предчувствии. Эта колоннада была ей знакома! Она — та самая, которую синьор Борромини, тогда еще Франческо Кастелли, замыслил для ее покоев в палаццо Памфили.

Княгиню встретил одетый в черную шелковую сутану низкорослый падре. Он улыбался. Кларисса внезапно почувствовала прилив симпатии к этим внимательным глазам, кустистым бровям и энергичной, пружинящей походке.

— Монсеньор Спада? — осведомилась княгиня, подавая ему руку.

— А вы, по-видимому, леди Маккинни, — ответил священник на беглом английском. — Рад приветствовать вас, княгиня!

— Какое дивное гостеприимство, — заметила Кларисса, указывая на колонны. — Все потом оказывается не так, как в первое мгновение.

— Вы заметили? — Спада энергично закивал. — Колоннада сия — любимое мое место здесь. Она приводит в смятение чувства и поучительна для разума. При виде ее невольно начинаешь задумываться, насколько призрачен порой этот мир. Кроме того, — добавил он, глядя на фигуру воина, и теперь Кларисса поняла, что на самом деле этот воин изображен не в натуральную величину, а едва ли доходит священнику до пояса, — она служит нам напоминанием, насколько ничтожен и малозначителен человек. Но что привело вас ко мне, княгиня? Донна Олимпия говорила мне о смятении вашей души…

Коротышка монсеньор был так приветлив с ней, в его тоне звучало такое участие, что Кларисса буквально в первые секунды почувствовала расположение к нему, будто знала его не один год. И затем, уже в разговоре с княгиней, Спада задавал вопросы с непосредственностью лекаря, желающего как можно детальнее установить симптомы недуга. К своему удивлению, княгиня отметила, что ей даже не приходится преодолевать себя, хотя откровенный разговор происходил не в полумраке исповедальни через разделявшую их решетку, а при свете дня и глаза в глаза. Час спустя Спада знал о Клариссе все.

— Познакомившись с этими двумя Богом установленными для создания нового Рима зодчими, — заключила Кларисса свою исповедь, — я разлучила их, оттолкнула друг от друга. Неужели я перечеркнула планы Господа?

— Пути Господни хоть и неисповедимы, княгиня, — раздумчиво отозвался Спада, — тем не менее нам надлежит в них разбираться. Как говорил святой Августин, «Credo quia absurdum» — «Верую, поскольку это непостижимо». Вероятно, все в мире есть проявление воли Божьей, и ваш непокой — всего лишь его знак.

— Но на что этот знак указует? Вправе ли я оставаться в Риме, в то время как мой супруг в Шотландии мучим болезнью?

— Если Богу было угодно повторно отправить вас в — этот город, то наверняка у него были для того причины.

После продолжительной паузы Спада заговорил вновь

— Возможно, недуг вашего супруга и есть ключ ко всему. Возможно, вы лишь тогда добьетесь для него заступничества у Господа, если ускорите дело, им начатое.

— Я не совсем понимаю вас, монсеньор.

— Разве мы всегда действуем, ясно осознавая, что творим? — ответил он вопросом на вопрос. — Может быть, Господь послал вас в Рим во второй раз, дабы вы исправили все ваши прежние ошибки.