Князь Александр Невский и его эпоха

Соколов Юрий Юрьевич

Ареал могильников эпохи викингов охватывает в общих чертах ту же зону, что и памятники предшествующего периода (картосхема 2). Значительное количество новых могильников возникло лишь в южной части провинции Хяме. В Южной Похьянмаа по каким-то причинам население сократилось настолько, что практически не оставило следов [275] . В целом в IX–XI вв. достаточно плотно заселенными были юго-западная часть страны (провинция Собственно Финляндия) и южные районы провинций Сатакунта и Хяме. Новые могильники появляются в Восточной Финляндии, а также в Приладожской Карелии, о которой речь пойдет ниже. По-прежнему незаселенным остается побережье Финского залива (провинция Уусимаа). Ведущей формой погребального обряда становится погребение на каменной вымостке либо на древней дневной поверхности без регулярной выкладки из камней. На территории современной провинции Собственно Финляндия в настоящее время известно около 60 могильников с захоронениями IX–XI вв., третья часть всех известных в Финляндии. Из них чуть более 40 — это могильники с трупосожжением на каменной вымостке, остальные — погребения под каменными или каменно-земляными насыпями и могильники с захоронениями по обряду ингумации в грунтовых ямах. Захоронения несожженных умерших в грунтовых ямах начинают совершать в этой части страны с XI в. и на могильниках с трупосожжениями на каменной вымостке. Это либо впускные захоронения, либо могилы на периферии могильника. Наиболее ранние захоронения по новому обряду были совершены в приходах Каарина, Маариа, Лието, Ноусиайнен, Мюнямяки — все на ограниченной территории в районе современного г. Турку в юго-западной оконечности

страны. Датируются они XI в. В том же столетии возникают могильники с захоронениями исключительно по обряду погребения в грунтовых ямах: Халикко-Рикала [276] (XI–XII вв.), Каарина-Кирккомяки (XI в.), Лието-Ристинпелто (XI–XII вв.), Маску-Хумиккала (XI–XII вв), Райсио-Ихала (XI–XII вв.) [277] (картосхема 2). В южной части провинции Сатакунта, как выше уже отмечалось, погребения по обряду трупоположения в грунтовых ямах были распространены с конца VI–VII в. Эта традиция, происхождение которой достоверно не выяснено, просуществовала на этой небольшой, ограниченной практически двумя приходами — Эура и Кейлие — территории вплоть до IX–XI вв. [278]

275

HuurreM. 9000-vuotta Suomen esihistoriaa. S. 166–169.

276

В Финляндии приняты двойные названия населенных пунктов: первое обозначает приход, а второе — собственно населенный пункт.

277

Kivikoski E. Hameen rautakausi // Hameen historia. Hameenlinna, 1955. 1. S. 55.

278

Lehtоsаlo-Hilander P.-L. Keski- ja myohaisrautakausi. S. 297–299.

^{2. Археологические памятники Финляндии и Карелии, относящиеся к эпохе викингов (ок. 800–1050 гг.). (По М. Хуурре, 1979). 1 — могильники с захоронениями по обряду трупосожжения; 2 — могильники с захоронениями в грунтовых могилах}

В Хяме, земле еми русских летописей, происходили аналогичные процессы. Там также в эпоху викингов распространяется обряд трупосожжения на древней дневной поверхности. Но он не получил такого развития, как в более западных областях Финляндии. В этой центральной области страны на многих могильниках отсутствуют каменные вымостки, характерные для Юго-Западной Финляндии. К наиболее ранним относятся могильники Нокиа-Маттила, Весилахти-Кирмукарму, Лемпяала-Вайхмала, Сяксмяки-Киилия, Пялкяне-Вяриля, Ваная-Конкипелто. Многие из них существуют до конца языческого времени (XII в.). На части из этих могильников встречены захоронения по обряду трупоположения в грунтовых ямах. Эти первые грунтовые могилы появляются в XI в. Погребения в них сопровождаются погребальным инвентарем, и сами могилы находятся на могильниках, где основная масса захоронений совершена по обряду трупосожжения. Такие случаи известны на могильниках Калвола-Ниеми, Лампи-Хонкалинна, Хаухо-Алветтула, Сяксмяки-Киилия. В ряде случаев, как в Киилия, грунтовые могилы располагаются по периметру могильника с сожжениями. На могильниках с сожжениями выявлены и безынвентарные грунтовые могилы, что указывает на использование языческих кладбищ в эпоху христианизации [279] .

279

Kivikoski E. Hameen rautakausi. S. 55, 56.

Инвентарь могильников в Хяме принципиально не отличается от западнофинского. В употреблении были одни и те же разновидности фибул и других украшений, составлявших убор, имевший лишь незначительные региональные различия. Еще более универсален был набор предметов вооружения, состоявший, как правило, из меча, топора, одного или нескольких наконечников копий, зачастую иноземного производства.

^{3. Исторические провинции Финляндии. (По У. Сало, 1979). 1 — Ахвенанмаа (Аландские острова); 2 — Варсинайс-Суоми (Собственно Финляндия); 3 — Уусимаа (Нюланд); 4 — Сатакунта; 5 — Хяме (Тавастланд); 6 — Саво; 7 — Карьяла (Карелия); 8 — Похьянмаа (Восточная Ботния); 9 — Лянсипохья (Западная Ботния); 10 — Лаппи (Лапландия)}

Переход от трупосожжения к трупоположению, как видно из приведенных выше данных, произошел в Финляндии в XI в., и в этом же столетии обряд погребения в грунтовой яме некремированных умерших стал преобладающим. Переход от языческого обряда к захоронениям без сопровождающих вещей, что принято связывать с христианизацией, произошел в середине XII в. В ряде районов Западной Финляндии эта перемена в обряде произошла еще раньше, в середине — второй половине XI в. [280] В то же время в Восточной Финляндии, а также в Карелии язычество в погребальном обряде сохранялось вплоть до XIV в., а по другим источникам, языческие верования и представления были в Карелии сильны и в значительно более позднее время [281] .

280

Huurre M. 9000-vuotta Suomen esihistoriaa. S. 133–136, 163.

281

См., например: Материалы по истории Карелии XII–XVI вв. Петрозаводск, 1941. С. 127–131, 154–159.

По-видимому, христианизация суми и еми не была результатом каких-либо миссионерских значительных акций, каковыми являлись так называемые крестовые походы шведов в Финляндию, первый из которых был совершен в 1150-е годы. О более раннем проникновении христианства в Финляндию говорят не только материалы археологии, но и русские слова-заимствования, обозначающие в финском языке многие церковные понятия и названия. Ко времени шведского завоевания, проведенного в несколько этапов (1-й, 2-й и 3-й крестовые походы), население концентрировалось на хорошо освоенной, но незначительной части современной Финляндии, ограниченной провинциями Варсинайс-Суоми (Собственно Финляндия), Сатакунта и Хяме (картосхема 3). К этому времени сложились развитые племенные институты, регулирующие различные стороны жизни как в рамках отдельных сел, так и в масштабах «земли». Поскольку основную массу населения составляли свободные крестьяне, значительную роль в общественной жизни играло народное собрание. Археологически это отразилось в находках так называемых мест собраний — каменных кругов на возвышенностях, связываемых в устной традиции с древними собраниями. На это же указывает распространение глагола pitaa — «держать»: pitaa neuvoa — «держать совет», pitaa karajat — «держать народное собрание», pitaa pidot — «держать пир» и т. д., наконец, pitaja — «волость», «сельский приход». Важными функциями территориальной организации были постройка и содержание городищ, организация военных походов, отражения набегов неприятеля. По всей видимости, по мере развития внутренней торговли на Балтике в XI в. все более значительную роль в экономике финнов играет внешняя торговля, выводя финское общество за рамки внутреннего развития. Потребности торговли вынуждали создавать новые структуры, не подчиненные традиционным внутриобщинным связям. О включении

Финляндии в балтийскую торговлю говорят многочисленные клады серебра, как монетные, так и вещевые, монетно-вещевые. Все они попадают в сравнительно короткий отрезок времени, не выходящий за пределы XI в. [282] Торговля не могла не влиять и на связи между различными поселенческими центрами Финляндии, между прибрежной зоной и внутренними районами. Другой стороной развития ситуации в регионе было усиление военной экспансии. Если в эпоху викингов происходили эпизодические набеги скандинавов на финское побережье, о чем сохранились свидетельства письменных источников и рунических камней, [283] то в последующую эпоху военные походы совершались по другим, более глубоким причинам. Характер внешней деятельности прибрежных балтийских стран с XI в. определялся теми глубокими изменениями, которые произошли в регионе, прежде всего становлением раннесредневековых государств в Северной и Восточной Европе и связанным с этим переносом центра тяжести их внешнеполитической и торговой деятельности на область Балтийского моря. Создается новая система экономических и политических связей Балтийского региона, характеризующаяся устойчивыми торговыми отношениями Древнерусского государства, и прежде всего Новгорода, со скандинавскими, а позднее (с XII в.) и северогерманскими торговыми центрами (Готланд, Сигтуна, Любек и др.). В то же время такие известные в эпоху викингов балтийские центры, как Бирка и Хедебю, приходят в упадок [284] . В этих условиях возрастает роль прибрежных областей, находящихся за пределами границ раннефеодальных государств, но занимающих стратегическое положение в регионе, — таких как Прибалтика и Финляндия. Борьба за влияние в этих землях и обладание ими вылилась в прямую военную конфронтацию средневековых феодальных государств. В результате уже упоминавшегося первого крестового похода шведов в Финляндию в 1155–1157 гг. юго-западная часть страны оказалась в их власти. Весь XII век прошел в борьбе Новгорода и подчиненных ему прибалтийско-финских племен против еми, прежде связанной с Русью данническими отношениями [285] . Активно в ней участвовали ладожане, разбивавшие вражеские рати на Ладожском озере. Борьба вновь вспыхнула в 1220-е годы [286] . Этот первый этап борьбы Руси со Швецией, в котором северофинские племена занимали центральное место, закончился поражением шведского войска в Невской битве в 1240 г. Победа новгородцев под руководством Александра Невского сохранила за Русью земли по южному побережью Финского залива и определила судьбу населявших берега Финского залива народов. Водь ижора и корела остались в сфере влияния Новгорода, входя в состав Новгородского государства, а сумь и емь стали подданными Шведское государства.

282

Сало У. К истории и предыстории системы провинций Западной Финляндии // Финно-угры и славяне. Л., 1979. С. 126.

283

Luho V., Leppaaho J. Suomen esihistoria // Suomen historian kasikirja. I. Porvoo; Helsinki, 1949. S. 90–91: Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. М., 1977. С. 64, 104.

284

Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Русь и варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы. М., 1986. С. 290–291.

285

ПСРЛ. М., 1962. Т. 1. С. 4, 11; НПЛ. С. 21, 26–28, 31, 38, 39, 230.

286

НПЛ. С. 65; ПСРЛ. Т. 1. С. 449.

Е.А. Рябинин

Водская земля Великого Новгорода и Александр Невский. Исторические и археологические реалии

Данное сообщение посвящено некоторым результатам историко-археологического изучения порубежной русской территории — Водской земли Великого Новгорода — в эпоху князя Александра Ярославича Невского.

По единодушному мнению исследователей, название Водской земли (а с конца XV в. — и Водской пятины) связано с этнонимом иноязычного финно-угорского федерата Северо-Западной Руси — води, упоминаемой летописями с XI в. Но Эта же территория с начала II тысячелетия н. э. вошла и в зону массового славянского освоения, определившего прочное вхождение региона в границы новгородских владений. Судя по скудным сообщениям средневековых источников, Водская земля охватывала Ижорскую возвышенность в западной части современной Ленинградской области, благоприятные для пашенного земледелия того времени почвы которой определили ее значение как одной из главных житниц Великого Новгорода. На севере она доходила до побережья Финского залива, на востоке граничила с Ижорской землей, с юга по прибрежной полосе Луги соседствовала с Лужской «волостью». Военно-административным центром Водской земли являлась крепость Копорье, каменные укрепления которой были возведены в конце XIII в.

Особое положение в системе административного деления новгородского порубежья занимали низменные и болотистые участки, тянущиеся к западу от Ижорского плато до Лужско-Нарвского междуречья. Еще в конце XV в. здесь размещались погосты с дополнительным наименованием «в Чуди», указывающим на особый этнический статус их обитателей. Эти районы в Водскую землю не входили, хотя и включались в состав новгородских владений. Именно здесь располагалась густая сеть поселков нерусского населения, потомком которого является современная водь — малая прибалтийско-финская народность, ныне представленная лишь несколькими десятками человек, но еще в середине XIX в. насчитывавшая более 5000 человек [287] . Окружающее русское население обычно называло водь «чудью» или «чудьей», а ее язык «иудейским».

287

Об этом см.: Рябинин Е.А. Финно-угорские племена в составе Северной Руси (к проблеме археологического изучения) // Историко-археологическое изучение Древней Руси: Итоги и основные проблемы. Л., 1988. С. 116–135.

Археологическое изучение рассматриваемой территории продолжается уже более 100 лет и связано в основном с раскопками тысяч погребений древнерусского времени, сконцентрированных на Ижорской возвышенности. Последние двадцать лет планомерные исследования памятников на западе Ленинградской области осуществляются автором, вскрывшим около 500 погребений и ряд поселений, что позволило проследить динамику изменений в материальной и духовной культуре славянских и «чудских» обитателей края с XI по XVI–XVII вв. Особый интерес представляют намечающиеся по археологическим данным кардинальные сдвиги в развитии этих традиций, относящиеся ко второй четверти — середине XIII в. Некоторые из них, на наш взгляд, поддаются исторической расшифровке в контексте деятельности князя Александра Невского в Водской земле.

Исследование археологических объектов показало, что древнерусское освоение порубежной территории началось в XI в. Его осуществляли славяне-земледельцы, шедшие из Приильменья в поисках новых пашенных земель. Основным центром притяжения крестьян стала Ижорская возвышенность, где зафиксировано свыше 10.000 курганов и жальничных могил. Здесь возникали первые славянские деревни, вырубались окрестные леса и очищенные участки засевались рожью, пшеницей, ячменем, льном. Крестьяне держали лошадей, коров, овец, косили для скота сено, ловили в реках, озерах и на Финском заливе «рыбу белую всякою ловлей».

В процессе своего расселения славяне вошли в соприкосновение с водскими коллективами, обитавшими на Ижорской возвышенности. Многообразные, в том числе и брачные, связи способствовали сложению в контактных зонах областной этнокультурной общности (при доминирующей роли носителей славянского языка), которая, по-видимому, и выступает в новгородских летописях под названием «вожан», а в западноевропейских источниках — «вотландцев». За пределами возвышенности проживала почти не затронутая славянским влиянием финноязычная «чудца».