Князь Барбашин 3

Родин Дмитрий Михайлович

Вторая рать, как всегда, должна была выходить на южные рубежи, стеречь Русь от разбойников из Дикого поля, а также охранять строителей Большой засечной черты, что продолжала строиться довольно-таки быстрыми темпами, благо денег в казне нынче хватало. И пусть в Крыму и продолжалась замятня между царевичами, но бережёного, как известно, и бог бережёт.

Ну а третья рать собиралась идти в земли сибирские, мстить хану Кулук-Салтану за его вмешательство во внутрирусские дела на стороне восставших. Причём шли не как в прошлые годы, просто привести всех к присяге. Нет, на этот раз Русь собиралась придти в Сибирь чтобы остаться там уже навсегда! Хоть убедить в подобном Василия Ивановича и стоило огромных нервов. Надев казанскую корону и получив под руку нестабильный регион, он вовсе не горел желанием получать ещё один такой "подарочек". Но у Андрея была теперь в союзницах сама царица, которой льстило стать владычецей тех земель, что входили когда-то в державу самого Батыя, оставившего о себе злую память не только на Руси. Кроме того, изгоняя сибирского хана Русь тем самым выполняла и свои обязательства перед персидским

шахом, ведь Кулук Салтан был Шейбанидом. А в договоре с персами было прямо прописана помощь в борьбе с этим родом Чингизидов, но ни слова о том, где и когда её надобно проводить. И если лезть в среднеазиатские земли русским было явно не с руки, то вот Сибирь была совсем иным делом. Мало того, что можно было относительно легко прирасти новыми землями, так ещё и получалось, что пока персы мяли себе одно место, русские уже приступили к выполнению своего союзнического долга! О чём и оставалось лишь правильно донести до двора персидского шаха, да постараться под это дело выторговать себе новые торговые преференции. Ну а то, что Сибирь - эта мировая сокровищница запасов - была нужна самой Руси, так кому какое дело, тем более, что и среди московского правительства о тех сокровищах никто, кроме одного человека был ни сном, ни духом. И даже более того, считали её пока что диким и ненужным краем, где ничего, кроме пушнины и нет.

Но попаданец, всерьёз увлёкшись колониализмом, довольно вовремя вспомнил о походе "встречь солнцу" и, как когда-то и планировал, собирался начать его раньше, пока на Руси ещё был переизбыток крестьян, сильно просевший к семидесятым годам шестнадцатого века в самый разгар Малого Ледникового периода. Ведь даже не смотря на ужасную детскую смертность, каждая русская семья давала от трёх до пяти доживших до детородного возраста деток, отчего к тридцатым годам в иной реальности им уже не хватало земель в защищённых Поясом Богородицы центральных округах, после чего они бездарно и сгорели в мальтузианской ловушке и обрушивишихся на Русь несчастьях с войнами и недородами. Сейчас же этот кипящий котёл уже выплескивался потихоньку на юга и вычёрпывался в колонии, постепенно снижая внутреннее давление. А поскольку до череды голодных лет были ещё десятилетия, то люди продолжали плодиться с невероятной силой, чему очень способствовала церковь, для которой пожервования паствы всегда были одной из главных статей пополнения бюджета. Просто теперь люди жертвовали ей не земли и деревни, а деньги и ценности. Так что в этой реальности освоение Сибири должно было пойти семимильными шагами, ведь крестьяне, благодаря вмешательству попаданца, пойдут туда практически сразу вслед за войском, а не через двадцать лет, как это было в иной реальности. И именно для этого уже сейчас княжеские люди агитировали свободных крестьян ехать в новые земли, обещая им привычные для новопоселенцев послабления.

А вот для воевод его люди готовили подробные карты с городами и путями прохода, которые в течении последних десяти лет выпытывали купцы и вогуличи князя Асыки. Ну и много сил ушло на то, чтобы на столь "малозначительный" поход поставили "правильных" воевод, а именно стольника князя Михаила Ивановича Барбашина-Шуйского и князя Леонтия Ивановича Шумаровского-Щуку-Шамина.

Увы, но князь Александр Шумаровский ненадолго пережил себя иной реальности и в прошлом году покинул сей бренный мир и все его владения по духовной грамоте отошли к племяннику, прославившемуся к тому времени на государевой службе куда больше, чем сам дядя. Всё же Леонтий не раз бывал вторым или третьим воеводой в походах против татар, воеводствовал в городах, причём не только малых, типа Вороноча, но и в довольно крупных, как Торопец или Коломна, да только попал в опалу после речного побоища 1524 года и с той поры на службу не вызывался, проживая в своей вотчине, да помогая дяде с его хозяйством.

При этом, как и остальные Шумаровские, Леонтий числился бездетным, и Андрей, для которого овечьи пастбища князей были крайне нужны, всё горло изодрал, доказывая своим торговым партнёрам, что негоже это, ежели род пресечётся из-за отсутствия сыновей. Это он был ещё достаточно молод, чтобы заиметь наследника, а они ведь уже давно за сороковник перевалили. Даже поругались однажды, когда Андрей, не сдержавшись, выпалил в запале, что мол, коль жена не может, пусть полюбовница сына родит. Всё одно, кровь-то отцова в жилах течь будет. Александр тогда долго дулся, а вот Леонтий, похоже, слова те на ус намотал (а может просто более рьяно жену любить начал), но к началу 1526 года стал-таки отцом розовощёкого карапуза, которому и собирался передать свой титул князей Шумаровских, ибо у Шаминых с наследниками было всё куда более благополучно.

А Андрей, убедившись, что род не зачахнет на Мамоте, как бы невзначай стал предлагать последнему сделать племянника Леонтия своим наследником, раз он уж и сам наследником обзавёлся и с делом знаком. Это ведь всё лучше, чем если выморочная вотчина государю отойдёт, а дело, которому князь последние десять лет всю душу отдал, прахом развеется. Ведь не ведомо же, кому государь те места отпишет. Да даже пусть и родичам достанутся, но кто, кроме Леонтия в том деле быстро разобраться сможет? И вот с этим Мамот согласился куда проще, чем с сыном от сенной девки и вписал племянника в духовную грамоту. И, как оказалось, сделал это очень вовремя: и полгода не прошло, как слёг он с сильнейшей простудой и угас столь быстро, что даже андреевский лекарь не успел до больного добраться.

Нет, Андрей, хоть и готовился к чему-то подобному, но смерти другу и соратнику вовсе не желал и надеялся, что Александр Шумаровский, по прозвищу Мамот проживёт ещё не один десяток лет, но судьба распорядилась по-своему. Так что пришлось Леонтию брать бразды правления на себя куда раньше, чем планировалось, благо что он хоть понятие

имел, что и как делать надобно. А то ведь за последние годы проблем в хозяйстве у Мамота прибавилось. Так, со второй попытки, удалось, пусть и значительно переплатив, прикупить в Испании через третьи руки несколько голов тонкорунных мериносов. Вот только в землях "овечьего короля" они приживались с трудом. Климат что ли был "испанцам" не совсем подходящий, но несколько ягнят сдохли ещё до того, как смогли дать потомство. Впрочем, выжившие вроде бы постепенно акклиматизировались и теперь чувствовали себя довольно неплохо, но было их ещё слишком мало, чтобы говорить о промышленном использовании мериносовской шерсти. Пока что их пасли и содержали отдельно от других пород и не позволяли мериносовским овцам гулять с чужими баранами, хотя баран-мериносов довольно активно скрещивали с чужими овцами, надеясь получить от них достаточно тонкорунное и климатоустойчивое потомство. И пусть этим занимался не сам князь, а специально обученные люди, включая и пару ногайцев, взятых в виде военной добычи, но смена владельца могла сильно повредить налаженному делу.

Впрочем, овцеводство-овцеводством, но и местнический счёт ещё никто не отменял. Это для сына Александра было бы всё равно, ибо отец его ни разу за жизнь в разряды не попал, а вот у сына Леонтия, поименованного Глебом, в честь прадеда, всё было куда иначе. Его-то отец в местническом счёте был не самым последним. Но почему бы и эту планку не поднять повыше? Ведь рано или поздно, но старое с новым обязательно схлестнуться. И Андрею очень не хотелось, чтобы старое было всегда именитее нового. Вот и хлопотал он как мог, добиваясь для соратника нужное назначение. Всё же второй воевода отдельной рати, это выше второго воеводы Передового или Сторожевого полка!

В результате третья по списку рать собираться стала позже всех в Чердыне, куда и сходились пермяки, устюжане да вологодцы. Потом судовым караваном она спустилась к Усолью-на-Камском, где в неё влились и усольские охочие люди, да братов Камский полк тоже пришёл. Всё же в прошлом году русская рать здорово раздала всем по сусалам. Сначала под Арском разбили объединённую рать сибирского хана и черемисского лужавуя, сняв тем самым осаду с Казани, а потом спешным маршем двинулись на лужавуйские города, где и поймали Мамич-Бердея в ловушку. Всю осень оборонялся Керменчук, хорошо оборонялся! Много кровушки попил он у русского воинства. Да и сибирский хан не ушёл после поражения сразу к себе, а собрав силы, попытался спасти своего союзника. Да только отступились духи от язычников - проиграли они божьему воинству. А как первые белые мухи пали на землю, так и Керменчук пал. Взяли его долгим и кровавым штурмом. А до того от перемётчика знатного, что решил свою голову от плахи спасти, проведали про ход подземный и под опёку его взяли строгую. Так что не ушёл Мамич-Бердей из осаждённого города, как и его лучшие старшины, всех на том лазу и повязали.

Пленных сначала в Казани пыткам подвергли, дабы выяснить, кто ещё в мятеже был замешан. Не многие на дыбе героями оказались: помчались сильные отряды лыжников с проводниками по лесам, нападая на селения мятежные, вязали князьцов да старшин, холопили жителей, раз за мятежников стоять вздумали. Правда и тут не всех взяли: самые прозорливые ещё по первому снегу снялись с мест и ушли куда глаза глядят. А глядели у большинства они на запад, так что по весне изрядно поредевшие отряды перешли границу и попросились на службу к великому князю литовскому. Ягеллон недолго думая принял их и поселил в пограничье, откуда часть черемисов примкнула к казакам, а часть ушла дальше, осев со временем около подольского города-крепости Бар.

Ну а главное дознание над мятежниками уже в Москве проводилось, после чего и лужавуя и всех его старшин казнили на Лобном месте, дабы невместно было бунтовать супротив государя да другим для острастки.

И казался теперь черемисский край из столицы замирённым и обезглавленным, ведь вместо мятежных старшин по указке из дворца ставили казанские воеводы во главе поселений тех, кто не поддержал бунтовщиков. Причём не жалели и тех, кто решил схитрить и не поддержал ни мятежников, ни русских. Их тоже сводили с владений, забирая с собой, дабы не мутили воду да новым хозяевам не мешали. И не сказать, что бескровно всё обходилось, но без единого центра все их выступления подавлялись быстро и жестоко, ибо попаданец принял все меры, дабы власть не успокоилась и продолжила заниматься "реконструкцией" Луговой стороны. Ведь в его истории Первая Черемисская война хоть и была недолгой, но оказалась очень жестокой и унесла десятки тысяч жизней, отчего в иной истории и заставила русское правительство не нагнетать ситуацию сверх того, что уже сложилась. Однако всё это привело лишь ко Второй Черемисской войне. Так что в этот раз клан Шуйских буквально на дыбы встал, требуя от думцев продолжить начатые до мятежа мероприятия. Так что казнь Мамич-Бердея послужила началом нового наступления царских войск на дезорганизованные отряды повстанцев в марийских лесах. Война продолжилась, и отдельные марийские отряды пытались ещё совершать дальние рейды, но система крепостей сильно сужала их возможности, а сил для продолжения борьбы оставалось все меньше и меньше. Ведь царские войска не церемонились. Там, где русским отрядам оказывали сопротивление или там, где находили русских рабов творился настоящий геноцид, благо времена вокруг стояли не травоядные, да и на мнение "просвещённой Европы" русскому правительству было глубоко по барабану. Мятежную черемисскую знать резали без всякой пощады, а вот простой люд старались сильно не гнобить, хотя и холопили целыми селениями. В результате цена на пленников упала ещё больше и на новых русских землях пошёл так называемый процесс вырывания, когда чухонцев забирали из им привычных мест и везли в "подрайскую землицу казанскую", а черемисов, наоборот, везли в центральные земли и в Прибалтику, где уже начались первые испомещения дворянские.