Князь Барбашин 3
Шрифт:
Победа досталась русским дорого, а добыча, мягко говоря, была так себе: благовония, слоновая кость, немного специй (в основном перец мелегета, придающий блюдам острый вкус с нотками цитрусовых) и большая куча тюков хлопчатой ткани. Было, отчего приуныть, однако главный приз, как оказалось, ожидал их на берегу. Лонгин даже сначала не поверил, когда ему доложили, ЧТО обнаружено в трюме ремонтируемого корабля. А когда убедился, что это не мираж, схватился за голову. Ибо в трюме пиратского корабля лежало золото. Частично оно было в слитках, частично в виде золотого песка, но всё вместе весило почти десять пудов. И стоило, в переводе на рубли, двадцать одну тысячу рублей. Что
Нет, Лонгин от словоохотливого француза уже знал, что из Африки португальцы везли домой в основном золото и рабов, а специи, ткани и слоновью кость лишь добирали к этим двум основным товарам. Но самому взять на меч подобное сокровище и не надеялся. Такое возили либо на большой, хорошо вооружённой каракке, либо в сильном сопровождении. А вот французы, как выяснили у пленных, рискнули и, как им тогда показалось, вытащили из колоды козырной туз, обменяв один свой корабль на богатую добычу, идущую из Эльмины. Что там случилось дальше, Лонгина уже не сильно интересовало, главное, что загруженная трофейным золотом каравелла в скором времени была сильно повреждена, и французы решили сделать остановку на островах, чтобы произвести необходимый ремонт и лишь потом уже отправиться домой. Кто же знал, что тут они из охотников сами превратятся в добычу?
Тут бы радоваться, да только Лонгин был больше озабочен свалившимся богатством. Да, парни получат свою долю от захваченного, но ведь половина добычи, согласно договора, отходила Компании (сиречь, князю), а золото умеет разжигать тёмное начало даже в самом духоскрепном человеке. Кормщик хорошо ведал, как сводит людей с ума золото в больших количествах. Так что головная боль ему, как руководителю, была теперь обеспечена на долгие дни вперёд.
А ещё оказалось, что кроме золота, португальцы везли рабов. Почти две сотни невольников, которых на стоянке выпустили из затхлых трюмов в импровизированный лагерь на берегу, дабы они не потеряли товарного вида. И хорошо хоть тут было всё более-менее ясно. Нет, мысли отпустить бедолаг на волю в голове Лонгина даже не возникла. Кто же отпускает холопов, взятых на меч? Это же законные работники до самой смерти владельца! Да его на Руси бы никто (ну, кроме попаданца) и не понял бы. Хотя везти чёрных, как смоль, людей на Русь - дело вряд ли богоугодное и уж точно весьма затратное. Куда выгоднее было бы продать этих холопов на местном холопьем рынке. И вот тут опять на первое место выходили договорённости, достигнутые Андреем в Испании!
Ещё в Вальядолиде он познакомился с интересным человеком, приехавшим в столицу из Севильи. Звали его Очоа де Альварес де Исасага, и был он родом из знатной васконской семьи и одного из старейших дворянских домов Европы. А должность при этом он занимал весьма интересную - глава Каса де Контратакион де Индиас - фактории, ответственной за работу с американскими колониями Испании. От имени Короны Исасага обладал абсолютной властью над богатствами Нового Света, а Совет Индий выступал в качестве бесспорного административного и консультативного органа для этих заморских территорий.
Правда, ввоз невольников в колонии был в это время королевской монополией, но молодой Карл, отвечая чаяниям колонистов увеличить число рабочих рук на плантациях Нового Света, предоставил одному из своих придворных - Лорану де Гувено - право на продажу рабов в испанских американских владениях. А тот, не будь дурак, быстро переуступил это право Каса де Контратакион за каких-то 25 000 дукатов. И поскольку князь, планируя каперство, прекрасно понимал, что за товар может попасть в руки его людей, то он быстренько договорился с сеньором де Альварес о том, что подчинённые де Исасаги будут выкупать подобные партии у русских каперов по ценам хоть
Правда, тут же выяснилось, что в Испании довольно жёсткие требования к подобному "товару". Оказывается, здесь ценились только мужчины ростом не менее 180 см, в возрасте от 30 до 35 лет, не имеющие никаких физических недостатков. Остальные шли по принципу два за одного и более. Дети и вовсе шли по цене как один к двенадцати. А вот у португальцев был другой критерий при выборе рабов. Так что в доставшейся Лонгину группе было много низкорослых или более молодых негров. Как была и группа женщин, которых тут же пристроили к "особой" работе, ибо девственность, в отличие от белых полонянок, тут роли на цену не играла.
В общем, у Лонгина получилось всё как в поговорке: не было у бабы забот, купила баба порося!
Осмотрев захваченные трофеи, кормщик решил, что из двух каравелл своими силами можно добротно починить лишь одну, чем русичи и занялись в последующие дни. Работали спешно, ведь оказаться в роли французов не хотелось никому. А местные пастухи уже явно настучали в главный центр колонии о появлении на дальнем острове "воров и обидчиков". Потому отряды наблюдателей, вооружённые оптикой, были высланы на все окрестные вершины. И они не подвели.
Спустя некоторое время, когда ремонт "золотой" каравеллы уже подходил к концу, на горизонте были замечены паруса трёх больших кораблей, идущих со стороны острова Сантьяго. И они явно спешили к Льяне, дабы успеть зажать непрошенных гостей между собой и берегом. Что, возможно, у них бы и получилось, но оптика - секретное оружие русичей - позволила вовремя определить опасность, так что, получив известие о появлении хозяев архипелага, Лонгин начал спешно готовить корабли к походу. И когда каракки показались, наконец, из-за мыса, каравеллы, забирая ветер всеми парусами, уже находились далеко в открытом море. Так что, оценив на глаз их ходкость, португальцы даже не стали изображать преследование, а сразу же направились к месту стоянки, где остался лежать на боку остов французской каравеллы. И Лонгин ничуть не сомневался, что в ближайшее время король Мануэль получит очередное доказательство враждебных действий своего французского собрата. Что ж, как любит повторять князь, ничего личного, просто работа.
Обратный переход до Пиренейского полуострова прошёл удачно. Без штиля и штормов. Правда, недалеко от Кадиса их перехватили испанские корабли, но предъявленная каперская грамота быстро разрешила инцидент, и вскоре взору русских мореходов открылось устье реки Гвадалквивира. Широкий и достаточно судоходный, он позволял морским судам из Атлантики подниматься до самой Севильи, расположенной в глубине материка. Что не мешало ей быть единственным в своем роде портовым городом, через который шла торговля с колониями.
В общем, наняв в Санлукар-де-Баррамеда лоцмана и дождавшись прилива, Лонгин повёл свои корабли вверх по широкой и мутной реке, петляющей мимо холмов, сплошь и рядом засаженных аккуратными рядами шаровидных апельсиновых деревьев, лимонными рощами или оливками, из которых местные селяне и выжимали то "деревянное" масло, которым на Руси к праздникам волосы мазали, чтоб не ершились, да в лампадках жгли.
Севилья - большой торговый город на левом, низменном, берегу Гвадалквивира - открылась взору через несколько дней пути. Столица Андалусии носила отчетливый "мавританский отпечаток". Старые дворцы, построенные в стиле мудехар, соседствовали с низкими, побеленными известкой "глухими" домами, у которых на улицу практически не выходили окна и двери, зато имелся внутренний дворик, являвшийся центром постройки. Кривые улочки пролегали между домами, и были они такими узкими, что по ним зачастую не могла проехать обычная телега.