Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Малик Владимир Кириллович

Любава приникла к нему, склонила головку на грудь юноше. Но глаза оставались грустными.

–  Не скоро мы поженимся, Жданко, - сказала печально.

–  Почему?

–  Разве можно? Ещё и двух месяцев не прошло, как убили дедусю… Должен год пройти - тогда разве… А раньше - никак…

–  Я подожду сколько нужно… Но всё равно мы будем вместе… Вот только съезжу с Самуилом…

Они ещё долго шептались, мечтая о своём будущем, о совместной жизни. И казалась она им, как и всем молодым кажется, и нескончаемо долгой, и таинственной, и привлекательной. Ну и, конечно же, хотелось, чтобы она побыстрее стала счастливой… Их уже не волновали пережитые опасности,

болезни, приключения, поскольку все их помыслы были в будущем, в том далёком грядущем времени, которое привлекает неизведанностью и самыми радужными надеждами…

Сквозь окно в комнату незаметно прокрались синие сумерки и только тогда Ждан спохватился. Наступает вечер, а ему предстоит собираться в дальнюю дорогу. Он последний раз нежно обнял девушку, попрощался, обещая скоро вернуться, и, удручённый предстоящей разлукой, направился к двери…

2

Залозный шлях начинался в Киеве и прежде соединял его с Тмутороканью, а после захвата её половцами - с Половецкой землёй. По правому берегу Днепра он пролегал до Заруба, где путники переправлялись вброд на другую сторону и шли, ехали на юго-восток уже по левому, низинному берегу, густо поросшему камышом, ольшаником, но более всего белой ивой, лозою. Потому и прозвали это шлях Залозным, то есть шляхом за лозами.

Через притоки Днепра - Сулу, Псёл и Ворсклу вёл он в Половецкую землю, начинавшуюся на восток от Днепра по речке Орели, или Углу, как называли её наши предки - древние русичи. Путь этот был нелёгким, опасным. Нередко по нему мчались половецкие орды. А в весеннее время, когда в реках прибывала вода и затапливала броды, приходилось сооружать громоздкие плоты. На это уходило много сил и времени.

Купеческий обоз Самуила счастливо преодолел этот путь и в середине мая стал табором над Орелью. Возы поставили по кругу - для защиты от внезапного нападения.

–  Даю два дня отдыха, - сказал Самуил.
– А потом поедем дальше - к Кончаку на Тор… Разжигайте костры, варите кулеш, коней стреножьте и пускайте пастись…

Молодые киевские кметы, которые умели в равной мере и за конями ухаживать, и из лука стрелять, и мечом орудовать, быстро - в предвкушении длительного отдыха - бросились исполнять этот приказ.

После того как поели, они расстелили на берегу под солнцем попоны и свитки, улеглись спать. Один только Ждан остался сторожить: влез на старую вербу, поудобнее устроился между раздвоенных стволов и внимательно осматривал всё вокруг.

Вон там на горизонте, в той стороне, где восходит солнце, виднеется Голубой лес и тянется он до самой речки Самары. Издали он и вправду кажется голубым. С севера, запада и юга раскинулись беспредельные степи, покрытые буйными весенними травами: ковылём, донником и чертополохом. А посреди них - Орель. Блестит на солнце серебристыми плёсами, шумит камышами, плавно катит свои тихие воды к шумному Днепру.

Всюду тихо. Ни души. Однако тревога не оставляет Ждана. Чужая земля! Половецкая! Сколько людей Руси - из Киева, Переяславля, Чернигова, Путивля - поглотила она! Сколько слез здесь выплакано тёмными ночами, сколько крови пролито и нечеловеческих мук принято! Где-то здесь и он маялся, где-то в глубине степи, а может, и совсем не далеко, и до сих пор изнемогают в неволе мать и сестра! А сколько их, безвестных женщин, девчат, мужчин, дедов и детей раскидано по злой воле половцев по безбрежному простору между Дунаем и Днепром, между Днепром и Доном, между Доном и Волгой, а в другую сторону, на юг - до Тмуторокани

и до Обезов! И не счесть! Он хорошо помнит, что в каждом половецком роду пленников было столько же, сколько самих половцев, а после разбойнических нападений на Русь - и того больше. И каждый из этих несчастных грезил об освобождении, о возвращении на родную землю. Но очень мало кому посчастливилось.

Затем мысли Ждана метнулись в Киев, в хоромы доброго благодетеля Славуты, где осталась Любава. Как там она? Поправилась ли? Может снова болеет? А если поправилась, то чем сейчас занимается? О чём думает, что поделывает?..

Он задумался и не сразу заметил, как из Голубого леса выехал отряд всадников и направился к табору. А когда заметил, то мигом скатился с дерева и начал будить спящих:

–  Вставайте! Вставайте! Эй, Самуил, половцы сюда едут!

Табор сразу ожил, зашевелился. Люди встревоженно зашумели, схватились за оружие.

Самуил вскочил на воз, посмотрел на приближающихся всадников, поднял руку.

–  Спокойно, хлопцы! Спокойно! Не для того мы ехали сюда, чтобы воевать со степняками, а для того, чтобы торговать с ними. Поэтому оружие держите наготове, а в дело первыми не пускайте! Начнём сначала переговоры.

Половцы остановились на пригорке.

–  Кто вы? И куда путь держите?
– спросил старший.

–  Я купец Самуил из Киева и держу путь на Тор, в стойбище хана Кончака.

–  Что везёте?

–  Женские украшения из золота, серебра, янтаря, стекла, а ещё полотно, мёд, воск, обувь, одежду, ножи, блюда… Все, что может вам потребоваться.

–  Гм, правда, всё это нам нужно… А почему везёте именно Кончаку, а не Кобяку?

–  У меня тамга от Кончака.

–  Покажи!
– Половец подъехал ближе. Присмотрелся.
– Да, настоящая… Но всё равно ты поедешь не к Кончаку, а в стойбище Кобяка!

–  Но… Кто ты такой будешь, что приказываешь мне куда путь держать?

–  Я хан Алак!
– гордо выпрямился в седле старший.
– И ты не в земле урусов, а в Половецкой земле! Должен слушаться! Поедешь к хану Кобяку, а там - как он сам решит…

Пришлось покориться.

Переправились бродом через Орель, и в тот же день их обоз прибыл в кочевье Кобяка. И Самуил, и Ждан сразу заметили, что между юртами зеленела трава, которую ещё не успела вытоптать человечья нога, не видно куч мусора, который скапливается, когда орда долго стоит на одном месте, и тропинки к реке ещё не вышарканы до блеска, а едва намечены в траве. Это могло означать только одно: половцы стали табором здесь совсем недавно. Значит, прибыли откуда-то с юга, возможно с низовий Днепра. Какая же причина для этого? Ведь пастбищ для коней и скотины сейчас повсюду вдосталь…

Обоз остановился недалеко от речки. Его сразу же обступила шумливая гурьба. Десятки рук тянулись к возам, к коням, к попонам, которыми накрыты товары. Воинам хана Алака, что сопровождали обоз от Орели, пришлось пустить в ход нагайки, чтобы отогнать слишком любопытных.

–  Не раскрадут всё у нас?
– заволновался Самуил, готовя подарки для Кобяка.

–  Не бойся за свои товары, - ответил Алак.
– Мои люди будут охранять… Пошли!

Он повёл Самуила и Ждана к юрте хана, отличающейся от других большим размером и цветом - она была не тёмно-серая, а белая. Возле неё, на высоком шесте развевался на ветру длинный конский хвост - бунчук, а рядом с ним, на другом шесте полоскалась золотистая хоругвь с изображением змея-дракона с тремя головами. Чуть подальше выстроились в ряд юрты поменьше - для жён хана и детей, а ещё дальше - для слуг.