Князь II
Шрифт:
— Мне хотелось бы сначала с ним познакомиться, пообщаться. Может быть, мы не подойдём друг другу.
— Конечно! — Расдостно кивнул Самоин явно довольный тем, что я хотя бы согласился встретиться с его кандидатом.
— Тогда расскажи, кого ты подыскал? А то всё держишь в секрете!
— Боялся сглазить, — усмехнулся в ответ Самохин, — но теперь можно. Это Пётр Корсаков! — произнёс он со значением, видимо, ожидая, что, услышав эту фамилию, я ахну.
— И кто это? — поторопил его я.
— Ты не знаешь? Хотя… да. Этого стоило ожидать. Лет пятнадцать назад было много шума,
— Что за войну? Зачем мне такой человек в роду?
— Ну, дед их, бывший генерал от кавалерии, проиграл войну зелёному змию. Уже тогда их положение пошатнулось. Сын вообще ушёл в литературу! При этом был азартен. Сцепился за карточным столом с Орловым. Помню, они стрелялись, ранили друг друга и оба выжили. Корсаков оказался мелочным и на примирение не пошёл. Начал пакостить. Говорят, подговорил повара отравить Орлова, но тот выжил, а вот жена его погибла. Орлов собрал своих друзей и «мастеров» рода, после чего практически начисто вырезал род Корсаковых. При этом старый Император встал на защиту рода Корсаковых, Орлов действовал без объявления войны, но он пошёл наперекор слову главы Империи. Так что в итоге хоть и победил, но попал в опалу. Вот такая поучительная история.
— Почему же тогда Пётр Корсаков выжил?
— Он учился в это время в университете в Санкт-Петербурге. Приехал уже на пепелище. Особняк сгорел, два брата и отец погибли. По сути, Пётр остался последним в роду. С тех пор пытается восстановить род. Но это не так-то легко. Слишком много осталось долгов от отца, да и людей — по пальцам пересчитать. К тому же, в основном, иждивенцы. У него на шее повисло три жены от двух покойных братьев. Они вступили в семью Корсаковых, и их уже не выгнать. Да и сам он успел жениться и обзавестись детьми.
— А Орлов вот так просто позволил ему возрождать род?
— Сын за отца не в ответе. Претензий друг к другу они не имеют. Пётр сам понимает, что его брат и отец зарвались. Да и не был он с ними особо близок. Думаю, подробности сам у него узнаешь.
— Мне одно непонятно: как остальные аристократы теперь относятся к Корсакову? Ведь, мало того, что его род проиграл, но, как я понял, сам Пётр не стал мстить! — В моей голове подобное не укладывалось. Убили всех родственников, род практически разорили, а Пётр живёт себе спокойно дальше, ходит на приёмы, общается с главами других знатных семейств. В сложившуюся у меня картину этого мира подобное просто не вписывалось.
— К нему относятся с уважением: не опустил руки, живёт дальше. Не всегда месть — главное. Если бы её ставили во главе угла, у нас бы не осталось аристократов с хорошей родословной. Практически каждый из них когда-то кому-то насолил. Орлов выплатил компенсацию, помирился с Петром лично под присмотром Императора. Так что зла они друг на друга не держат.
— И он готов войти в мой род? Принести вассальную клятву?
— Готов, — кивнул в ответ Самохин, — понимаю, о чём ты. Не принято знатным семействам идти в вассалы к молодым родам. Но ты теперь — князь, тем более — паладин Аннулета. Это не зазорно!
Я помолчал некоторое время переваривая новую информацию,
— Александр прав: вступить в твой род весьма почётно. Имей это теперь в виду. Я слышал, что ты подбираешь новых вассалов? — Он вопросительно посмотрел на меня, я же кивнул, подтверждая. — На твоём месте я бы изменил условия. Поднял бы княжеский налог. Сколько у тебя сейчас — процентов десять? Подними до пятнадцати. Это стандарт для князей.
— Обсужу с Гольштейном, — согласился я. Скорее всего, Араслан прав. Одно дело — давать присягу просто аристократу, и совсем другое — княжескому роду.
Мы пообщались ещё некоторое время, и я наконец-то отправился спать.
В шесть утра меня разбудил звонок Никанора, который ворчливо заявил, что будет у меня уже через полчаса.
Пришлось вставать и наспех собираться, предварительно разбудив своих охранников.
Никанор появился в полседьмого утра и дал адрес нашей первой точки, заявив, что поедет на своей машине не спеша, я же могу выдвигаться самостоятельно и ждать его на месте.
Выйдя на улицу, я понял, почему Никанор предупреждал, что будет двигаться медленно. Улицу замело снежком, температура воздуха держалась на отметке минус три градуса. Самое то для гололёда. Днём, конечно, распогодится и, наверное, станет теплее, но сейчас даже мы на джипе ехали очень аккуратно.
До назначенного места добрались за три часа, правда, сделав одну продолжительную остановку на чашку кофе и завтрак. Спешить нам не было смысла, Никанор сильно отстал.
Солнце уже встало и потихоньку растапливало побелевшую от инея траву. Мне нравилось в горах — здесь было тихо и красиво. Природа замерла в переходном периоде, готовясь к зимней спячке. Птицы не пели, цветы не цвели, а деревья уже давно скинули листву. Но даже здесь, на высоте около тысячи метров, снег ещё не улёгся, освежая своей чистотой пейзажи.
Мы опять стояли у заброшенного дома, на этот раз достаточно скромного размера. В нём было два этажа. Но скромность была даже не в размере, а в отсутствии всяких украшений, так любимых дворянскими родами. Просто дом из серого камня со сводчатой крышей. Здесь даже не было высокого крыльца, так, пара ступенек.
Судя по всему, за участком ухаживали. Забор и калитка были покрашены, а дорожки подметены. Однако здание не выглядело живым. Шум нашей машины привлёк внимание живущих здесь, и из стоявшей в стороне от дома сторожки, на которую я вначале даже не обратил внимания, ко мне не спеша направился пожилой мужчина.
Это оказался местный сторож. Он был достаточно словоохотлив. Пригласил к нему и, пока угощал чаем, рассказал историю семейства, которому принадлежал дом с алтарём. Ничего интересного в ней не было, разве что один факт — хозяином оказался не просто дворянин, а известный художник по фамилии Пронин. Магия его не интересовала, как, собственно, и сам алтарь. Он был бы рад продать либо его, либо сам дом вместе с ним, но из-за проблем с алтарём не получалось. Тот не признавал никого, кроме хозяина дома. Несколько лет назад приезжали из Геникона в надежде попробовать перепривязать алтарь, но ничего не получилось.