Князь Николай Борисович Юсупов. Вельможа, дипломат, коллекционер
Шрифт:
«Геркулес». Неизв. скульптор. Середина XVIII в. Италия. Парк Архангельского. Фотогр. 1900-х гг.
За 30 последних лет жизни бюджет князя Николая Борисовича вырос ровно в 12 раз (без учета падения стоимости ассигнаций — пресловутых бумажных денег). В отличие от большинства дворян своего времени, Юсупов смог вовлечь в деловой оборот значительные средства. Княжеский бюджет не был «типичен». Он не жил «как все». Николай Борисович, как деловой, мудрый человек, умел и «вертеться» — зарабатывать, и достойно жить — проживать заработанные деньги [217] .
217
ГМУА № 924
В конце этого «невольного экономического трактата» хочется заметить, что он, по обстоятельствам вполне объективным, оказался очень далек от полноты и стройности общей картины развития Юсуповского хозяйства — материала, в него не вошедшего, при желании хватит на очередной том «Капитала» Карла Маркса. Мне на собственном опыте пришлось познать всю горькую скуку чтения «сплошной цифири», как говорили прежде, и потому я не рискнул ставить на читателе экономические опыты. Для этого в нашей стране во все времена и без меня находится достаточное число всевозможных теоретиков и экономистов-реформаторов.
Как же складывались последние десятилетия «домашней» жизни Николая Борисовича, его «пышное затуханье»? [218] . Это тем более интересно, что показатели «домашней» хозяйственной жизни — верный показатель развития всего в целом хозяйства человека.
С момента выхода в отставку Николай Борисович зимами чаще всего жил в Москве, в своем родовом дворце на Хомутовке, а позднее также в купленном доме Позднякова на Большой Никитской. Летние месяцы он проводил в Архангельском, после его счастливой покупки, а до того отдыхал в Спасском или Васильевском, а также в любимом курском имении Ракитное. Возраст и состояние здоровья уже не позволяли князю часто ездить в далекие вотчины, хотя от необходимых деловых поездок он отказывался только в самых крайних случаях. Только в Петербург Николай Борисович ездил регулярно.
218
Подлинные документы, рассказывающие о повседневной жизни князя Н. Б. Юсупова, хотя и сохранились в Юсуповском архиве в большом количестве, но все еще не введены в научный оборот. Исключение составляет обширный аналитический разбор части архивного фонда Юсуповых В. И. Ивановой, который используется мною и в настоящей главе. К сожалению, читателю отчасти придется довериться не только документам, но и рассказам современников князя, повторюсь, чаще всего крайне недоброжелательно относившихся к Николаю Борисовичу. Обзор хранится в научном архиве ГМУА инв. № 924 НА. В дальнейшем — ГМУА № 924 НА.
Содержание Приходно-расходных книг Московской канцелярии Юсупова показывает, что в начале XIX столетия Николай Борисович не устраивал в своем доме пышных праздников. «Давал три бала ежегодно и промотался, наконец», — сказано это про мелких дворян, а вовсе не про князя Юсупова. Вседневная жизнь самого Николая Борисовича и его обширного «крепостного двора» со всевозможными чадами и домочадцами оказалась на деле относительно скромной.
В чем же она состояла и как была обустроена? Перво-наперво покупался годовой билет стоимостью в 2 рубля 30 копеек, позволявший каждое утро отправлять в село Преображенское водовозные бочки для покупки Преображенской воды. Она предназначалась исключительно для барских нужд — питья, приготовления еды, умывания. Прислуга пользовалась колодезной и речной водой — уже и тогда не самого лучшего качества.
«Водовоз на Москве-реке». Деталь гравюры Делаберта «Большой Каменный мост».
95 копеек полагалось платить извозчику «… за отвоз того белья на Москву-реку, так равно и за привоз в дом». Прачкам платили по 25 копеек каждой — ведь стирали они на 60–70 человек барской дворни. «Для мытья белья Его Сиятельства» в прачечную при «Большом доме» закупалось мыло весом от одного до полутора пудов [219] . Остальным полагалось довольствоваться щелоком из золы.
219
Цит. по: ГМУА № 924 НА.
Чистота телесная
В продолжение года несколько раз устраивалось богослужение и на дому — согласно патриархальных московских обычаев. Приглашалось немногочисленное приходское духовенство да монахи Богоявленского монастыря в Китай-городе, где у Юсуповых имелось родовое захоронение. Службы бывали на Рождество, Пасху; 16 апреля в день памяти мученицы Ирины поминали любимую мать Николая Борисовича — княгиню Ирину Михайловну. К этому добавлялась служба одной из родительских суббот — дня традиционного поминовения усопших. Главный же праздник в доме приходился, естественно, на «Николу Зимнего», святителя Николая, чудотворца Мир Ликийских — небесного покровителя князя Николая Борисовича. «В день тезоименитства Его Сиятельства Государя князя для поздравления людям…» закупалось ведро вина ценою в шесть рублей. В честь праздника отменялись наказания, прощались старые огрехи — всем полагалось радоваться и веселиться. Народные песни и пляски поощрялись.
Впрочем, у иных обитателей Юсуповского дома веселье, а точнее пение, было ежедневным — вне зависимости от праздников и будней. С утра и до ночи свистели, каркали и даже разговаривали «господские птички» — отечественные соловьи, заморские канарейки, переклетки, говорящие попугаи. «Ветераном и участником» почиталась ученая ворона — старейшина Юсуповского птичьего семейства. За птицами ходил татарин Мамбек, в обязанности которого входила ежемесячная покупка на базаре «пшенных круп» для птичьего корма. «За лечение и присмотр за больными птицами…» 25 рублей ежегодно платили «г-на Михайлы Васильевича Гудовича птичнику Ивану Никитину» [220] .
220
Там же.
Трогательно любил Николай Борисович свою обезьянку. Уезжая из Москвы, Юсупов требовал от управляющего сведений о ее здоровье. Даже в Париже думал о своем маленьком друге. 14 марта 1810 года И. М. Щедрин писал князю во Францию: «…птицы живы, но обезьяна, кажется, нездорова, и делаются припадки, однако ж теперь вроде стала повеселее…» Вместо купания обезьянке делали «освежение» — обезьяны почему-то панически боятся влаги. Вода же для этого своеобразного купания приобреталась на рынке, а не бралась в колодце или с реки. Птиц и вовсе вспрыскивали белым вином — в количестве одного ведра.
Для кормления обезьяны и попугаев закупалась особая провизия — орехи, изюм, винные ягоды, сахар, морковь, огурцы, хлеб. Белые калачи получали на завтрак и ужин две собачки — «выхолощенный датский кобель», подаренный князем Михаилом Петровичем Голицыным, а также купленная в Охотном ряду за 2 рубля 25 копеек «…сука белая, называемая пудель». Из приведенной цены видно, что и в те времена пудели стоили недешево, а мимо Охотного ряда князь ездил ежедневно на службу в Кремль, так что легко представить историю появления у него этого преданного создания — белого пуделя. Известно, что пудели особенно тонко чувствуют настроение своих хозяев. По два пятьдесят ежемесячного содержания отпускалось и сторожевым собакам — Картушке, Канашке и Милордке. Они обитали во дворе, охраняли дом и радостно виляли хвостами сиятельному хозяину при его появлении [221] .
221
Там же.
«Полоскание белья на Москве-реке». Деталь гравюры Делабарта «Большой Каменный мост». XVIII в.
Собственная кухня князя, понятно, обходилась значительно дороже, хотя Николая Борисовича нельзя назвать большим привередой в еде. Просто в ежедневном обиходе он предпочитал здоровую и преимущественно русскую кухню, но при необходимости мог блеснуть перед гостями и заморским изыском.
Кулинария в те времена составляла род искусства. Хороший повар считался подлинным украшением дома и нередко служил предметом зависти «добрых соседей». Для обучения поварскому искусству господа нередко посылали своих крепостных… в Московский Английский клуб, где поварское искусство, по мнению знатоков, пребывало на мировом уровне.