Князь Олег
Шрифт:
«Нынче что, день злых духов?» — криво усмехнувшись, подумал было Аскольдович и посмотрел на Рюриковича, которой, обжигаясь, хлебал из котла свое варево и даже не морщился.
Увидев растерянный взгляд соперника, Рюрикович предложил ему свой котелок и вынул вторую деревянную ложку из кармана сустуги. Аскольдович заметил всеобщее внимание на поляне к нему и сделал вид, что не хочет есть.
Зрители улыбнулись его выдержке, но, зная, каким тяжелым будет второе испытание, стали потихоньку переговариваться меж собой.
Аскольдович учуял, что его осуждают, и мгновенно передумал. Он подбежал к Рюриковичу, схватил его вторую ложку и принялся уплетать уху соперника.
На
Княжичи быстро разделались с едой и перешли ко второму испытанию, для чего была заранее изготовлена маленькая ладейка.
Юноши быстро соорудили волок, смазали его жиром, протащили ладейку до берега Почайны, спустили на воду, влезли в нее и, поочередно управляя веслами, поставили парус. Налетев на пороги, ловко спрыгнули в воду, подхватили ладейку, подняли ее на вытянутых руках и перетащили ее через все три «порога». Они все старались делать слаженно и дружно, ибо иначе не справились бы с нелегким заданием. Чтобы не разрушить в них возникшее братство, Олег приказал сражаться княжичам не друг с другом, а с молодыми дружинниками.
Стрельба из лука показала, что княжичи довольно ловки и востроглазы, ибо оба подстрелили по одной «белке».
Секиру держать в руках княжичи умели знатно, но вот ранить им никого не удалось, ибо воины оказались опытнее их и не дали себя в обиду.
Что касается верховой езды, то Аскольдович показал свою лихость и прыть более охотливо, нежели это сделал Рюрикович. Ингварь не скрывал свой робости в этом испытании. Аскольдович ликовал.
Но вот воинская часть испытаний закончилась, и началась та, которая должна была потребовать не только мужества от соперников, но и великодушия великого князя и его окружения.
В центр поляны вышел Рюрикович и приготовился поведать о подвигах своих знаменитых предков.
— Подожди, княжич! — неожиданно остановил его Олег.
Все затихли и недоуменно посмотрели на великого князя.
— Здесь все русичи! Да и славяне знают всю твою родословную, Ингварь. Мы вчера провели военный совет и решили вот что, — быстро и важно проговорил в напряженной тишине Олег. — Порой нас выручает находчивость, сообразительность и умение ладить с людьми! Вот поэтому вы, оба княжича, сейчас поочередно будете отвечать на вопросы самых мудрых людей нашего племени, и посмотрим, кто из вас лучше ответит!
Княжичи призадумались, слегка нахмурили свои лбы, затем согласно кивнули.
«Ну, вот и ладно! Слава Святовиту, лишнего повода для ненужных ссор не будет!» — с радостью подумал Олег.
— Можно, я начну? — спросил Рогвольд.
Все с удовольствием разрешили старейшему дружиннику великого князя позабавить их мудроречием.
— На что похожа жизнь человека? — хитро спросил седовласый богатырь.
— На яблоко! — гордо ответил Аскольдович.
— На любой плод! — подтвердил Рюрикович и объяснил: — Все плоды, созрев, падают с ветки, так и человек рождается и в свое время умирает!
— Что же такое человек?
— Раб старости, — ответил Аскольдович.
— Мимо проходящий путник, гость в своем доме, — добавил Рюрикович.
— Не все! — подначил их Бастарн.
— Слуга богов! — раздраженно заметил Аскольдович.
— Соперник богов! — победоносно завершил Рюрикович.
Бастарн, удовлетворившись ответами обоих княжичей, отпустил их. ибо шестое испытание считалось особым, и к нему княжичи должны были приступить отдохнувшими и бодрыми.
Познать женщину — таково было шестое испытание юношей.
Каждого из них в отдельном шатре ждала красивая, но не юная наложница, которая должна была посвятить их в суть близости по всем правилам богини любви,
Аскольдович вошел в шатер, и первое, что он увидел, — это огромный ковер, на котором в широких металлических вазах были фрукты и изящный кувшин с двумя невысокими, но узкими кубками. В глубине шатра сидела красивая женщина, одетая в странную одежду, едва прикрывающую ее тело, и ласково смотрела на него.
— Ты сегодня был очень ловким, княжич, — мягким голосом проговорила она и протянула к нему руки.
Аскольдович молчал, завороженно глядя на ее округлые плечи, полуобнаженную грудь и протянутые к нему руки.
— Ты нынче был так смел и отважен, великолепный юноша, — продолжила мягким голосом красавица и встала ему навстречу.
Аскольдович затрепетал.
— Не надо робеть, княжич. Иди ко мне, давай посидим рядышком, и ты мне расскажешь все, что захочешь! Я буду слушать тебя и ласкать! — предложила наложница и, не прилагая особых усилий, усадила Аскольдовича рядом с собой.
— Я слышала, ты нынче был самым храбрым во всех учебных сражениях, — совсем тихо, почти на ухо проговорила жрица любви и, едва коснувшись губами щеки княжича, нежно поцеловала его.
Аскольдович крепко обнял жрицу любви и неумело поцеловал ее в обнаженное плечо.
— Не торопись, княжич! — тихо засмеялась женщина и подала ему чашу с фруктами. — У нас с тобой впереди целая ночь!..
Глава 6. Хазарские пляски
В последнее время Олег ловил себя на мысли, что гонит прочь всякие воспоминания. Не хотел он вспоминать рарожскую юность — слишком горьким было это занятие; не хотел вспоминать отца и его тихие беседы с охотниками, лица которых всегда были тщательно раскрашены, а уши, глаза и руки так сноровисты, что ни одна добыча не ускользала из их рук. Не хотел Олег вспоминать и Эфанду, свою красавицу сестру, и племянника, напоминавшего князю о зыбком положении его законных прав на княжескую власть. Ингварь вырос! Ему недавно исполнилось шестнадцать лет, и пора парня сажать не только в седло каурого жеребца, но и бразды правления ему передавать.
Правда, так и не ясно, что хочет держать в своих руках Рюриков сын: поводки лошадей или древние сказания друидов, сохраненные Эфандой и Рюриковной. Отрок Йорика так и не научился интересоваться делами хотя бы одной дружины; доблесть дядиных сподвижников тоже не приводила его в восторг, но не виноват ли в этом был и сам дядя, который все реже и реже брал с собой племянника и на состязания меченосцев и секироносцев, и на состязания охотников и лучников? Не хотел дядя делить успехи и удачи своего правления и своей воли, направленной на увеличение подвластных ему земель, городов, острожков и крепостей, с малым наследным княжичем-племянником. Да и кто теперь мог заставить его это сделать? Разве земли полян, древлян, дреговичей, кривичей, радимичей, северян, уличей, тиверцев и хорватов принадлежали Рюрику? Нет! А кто заставил вождей этих племен признать над собой власть Новгородца-русича?! Олег-Олаф! Киевский князь! А кто сделал Киев матерью городов русьских и заставил всех меньших князей дань платить киевскому князю, как великому князю, на содержание его дружины? Да, он, Олег-Олаф! А Рюрику и не снилась такая держава, которая оказалась теперь в руках Олафа! Так неужели сейчас, когда Рюриковичу исполнилось шестнадцать лет, этому молокососу надо отдать то, на что Олег потратил свои лучшие пятнадцать лет жизни?! Да ни за что на свете! И пусть только кто-нибудь осмелится напомнить Олегу о его клятве, данной Рюрику! Он вырвет язык тому смельчаку и говоруну!..