Князь Олег
Шрифт:
— Как вы думаете, други мои, какая жизнь самая достойная? — спросил один из лазутчиков, красивый светловолосый юноша, и оглядел своих товарищей. — А?
— Жизнь героя! — быстро нашелся второй лазутчик.
— Ну! Жизнь героя самая короткая! — возразил третий лазутчик и, в сомнении пожав плечами, вдруг ответил: — Наверное, самая достойная жизнь — матери, вырастившей героями своих сыновей!
— Ну-у! — протянул первый лазутчик. — А ты бы хотел быть матерью, у которой дети геройски погибли в бою? Сколько слез при
— Ну и что! — отстаивал свою точку зрения третий лазутчик. — Ведь главное для Святовита, чтобы мы как можно чаще рождались! А путь геройства — самый достойный путь, чтобы родиться вновь! — убежденно заверил он своих товарищей и весело добавил: — Мы же как листья на дереве! Осенью, высыхая, опадаем! А весной рождаемся, уже более разумные, для нового опыта! Вот и все! Так придумали боги! И мы должны подчиняться их воле, и все должны быть героями в этой жизни!
В этот момент за их спиной что-то хрустнуло.
Лазутчики замолчали, напряженно прислушиваясь к шороху за спиной.
Хруст повторился.
Первый лазутчик вскочил, схватил горящую палку и кинулся с ней на звук ломающихся веток.
— Тише, Любар, ты нас подожжешь! — услышал вдруг лазутчик из кустов. Он невольно отпрянул назад и ошарашенно прошептал: — Княжичи?!
— Кто там, Любар? — настороженно спросил второй лазутчик и натянул тетиву лука.
— Свои, Харальд, свои, — ответил Любар и вывел из-за кустов Аскольдовича и Рюриковича.
— Ленк, у нас там еда осталась? К нам прибыло пополнение! — проговорил Любар, когда оправился от замешательства и усадил юношей на подстилки.
— Еда есть, целый мешок солонины, и отвар наперстянки с голубикой еще остался, — охотно отозвался третий лазутчик. — Как же так, княжичи! Вам разрешено только резвиться возле нас, а не быть с нами в разведке! Князь убьет нас за такое дело!..
— Брось, Ленк, пустое молоть! Дай нам поесть, а потом мы решим, что нам делать! — с досадой проговорил Аскольдович и жадно схватил кусок хлеба с соленым мясом. — Мы валимся от усталости и голода: третью ночь гонимся за вами, как волки-недоучки…
— Ешьте, потом расскажете, что и как, — мягко прервал Ленк княжича и налил им в деревянные ковши отвара наперстянки. — Вот выпейте травку жрецов для бодрости, — ласково предложил он и с удовольствием наблюдал, как княжичи жадно осушили ковши.
Когда княжичи утолили голод, то поведали лазутчикам, что они, переодевшись в девиц, водящих Лыбедин хоровод, услышали утром новость о нападении врагов на пселовских словен, да так и не переодевшись в свои обычные одежды, решили без дозволения великого князя ехать в поход, догнав лазутчиков.
Любар, нахмурив брови, недоуменно спросил:
— А когда вы переоделись в девиц, княжичи?
— Когда девицы начали хоровод водить! — упрямо повторил Аскольдович.
— А зачем? — не поняли лазутчики, изумившись все трое
— Чтобы подсмотреть потом, как они купальную неделю начнут… — недоуменно исповедовался Аскольдович. — Вы что, никогда не подглядывали за голыми девицами? — не поверил он.
Лазутчики засмеялись.
— Подглядывали, но никогда не меняли свои одежды… — ответил Ленк, предложив княжичам еще хлеба с мясом.
— Мы чуяли, что великий князь добром никогда не отпустит нас в поход. А девицы над нами смеются; говорят, что в мужчины нас не по законам племени русичей посвятили; сначала мы должны были показать бойцовскую удаль, а потом уж и к ним под подол заглядывать! — словоохотливо объяснял Аскольдович и временами недовольно поглядывал на молчаливого Ингваря.
Лазутчики слушали знатного волоха-мадьяра и улыбались его откровенности. Все это они уже пережили: и тела наложниц, и упругость тел молодых девушек, и их сладкие поцелуи. Но жен дома у них пока не было, только потому они и согласились стать лазутчиками. Но что об этом говорить? Это и так ясно всем, кто знает, кого набирают на время походов в лазутчики. Князья и воеводы доверяют тем, кто не прирос еще ни душою, ни телом ни к одной красавице. Иначе ни удали, ни смелости от них не жди.
— Ну да ладно о девицах! Поговорим, когда дело сладим! — остановил вдруг себя Аскольдович и деловито спросил: — Вы кому подчиняетесь? Свенельду или Фарлафу?
— Свенельду! — уважительно протянул Любар. — А что?
— Ничего! — отрезал Аскольдович. — А какова цель вашей вылазки? Насколько я разумею, вы уже перебрались за Псел и двигаетесь к Ворскле. Зачем?
Любар поразился смекалке Аскольдовича, но вынужден был ответить:
— Мы будем двигаться на юго-восток до тех пор, пока не встретим тех, кто потревожил пселовских словен.
— Сколько еще лазутчиков послал Фарлаф? — быстро спросил Аскольдович, кивая Любару.
— Этого мы не ведаем, — растерянно ответил Любар.
— Ты старший в этой тройке?
— Нет! Старший — Ленк. — И Любар, переведя взгляд на друга, осекся.
— Тогда Ленк примет нас к себе и будет командовать нами! — приказал ему Аскольдович.
— Но… — Ленк взъерошил волосы и развел руки в стороны. — Может быть, княжич будет командовать нами! Ты, Аскольдович? — растерянно предложил он.
— Пока ты будешь командовать нами! У меня маловато опыта, необходимого лазутчику. Но если что-нибудь с тобой случится, тогда видно будет! — решительно заявил Аскольдович и повелительным взглядом оглядел разведчиков. — Но хочу сказать, что я рад встрече именно с вашей троицей. Ленк, чей ты сын?
— Сын Дагара и его старшей наложницы Бовы, — нехотя пояснил Ленк и добавил: — Ты их не знаешь. Они остались в Новгороде, а я решил начать свою жизнь здесь, в Киеве, когда сопровождал ладьи с данью из Новгорода.