Князь Олег
Шрифт:
Когда подошел к горнице посадника, то невольно удивился невысокой двери.
— Что, в этом доме карлики живут? — недоуменно спросил он.
— Нет, — ответил ему стоявший рядом слуга. — Просто хозяин хочет, чтобы каждый пришедший к нему человек кланялся ему с порога. Таков у нас обычай.
Недоуменно хмыкнув, Олег отворил дверь и вошел в просторное помещение. Прямо перед собой он увидел стоявшего в окружении домочадцев хозяина, длиннобородого старца с властным взглядом из-под насупленных бровей. Выходит, он, конунг, с самого порога,
— Здравствуй, Богумир, — произнес он по-славянски. — Здоровья и благополучия твоему дому.
— И тебе не болеть, — хмуро ответил старец.
— Принимай гостя, хозяин.
— Не гость ты мне, а завоеватель и убийца, — твердым голосом проговорил Богумир. — И не будет тебе почета и уважения в моем доме.
— Завоеватель грабит и творит насилия, — возразил Олег. — А мы не тронули ни одного дома, не ограбили ни одного жителя. И явился я к тебе без оружия, с мирными намерениями, как гость. Я много наслышан о славянском гостеприимстве, но только в этом доме оно не в чести. Что ж, и на том спасибо. Какой дорожкой пришел, той и уйду.
Олег повернулся и шагнул к двери. Услышал голос Богумира:
— Погодь малость…
Ему уже доложили, что норманны, внезапно захватив город, ведут себя необычно: не грабят и не насилуют, а разошлись по крепости, захватили опорные пункты и вроде чего-то выжидают. Это озадачивало. Обычно морские разбойники подчистую выгребали дома и терема, забирали полон, были свирепы и жестоки, кровь лили почем зря… А тут, ко всему прочему, к нему, правителю города, является главарь ватаги. Не вызывает к себе, не приводит его, Богумира, силой, а, наоборот, безоружный приходит к нему в терем, называется гостем и заговаривает о законах гостеприимства… Можно, конечно, остаться непримиримым и гордо отвергнуть протянутую руку норманна, но что за этим может последовать?..
Богумир везде и всегда в первую очередь чувствовал за своей спиной ладожан и никогда не забывал, что является их главной опорой и защитой, что отвечает за их жизнь и имущество и что они видят в нем свою надежду и верят, что он сможет вывести их из любой беды. Потому-то и решил задержать Олега, повторив:
— Малость погодь. Действительно, негоже так обращаться с людьми, вошедшими в твой дом. Милости прошу к столу. Сейчас я прикажу подать угощение.
Слуга и домочадцы тотчас кинулись исполнять его приказание, а сам он опустился в кресло, стоявшее в начале стола; Олег присел на стул. Окна в зале были открыты настежь, утреннее солнце играло в слюдяных пластинках, вставленных в частые переплеты окон, легло светлым прямоугольником на выскобленном полу, его блики играли на оружии, развешанном на стене.
Пока шли хлопоты вокруг стола, в горнице стояла тягостная тишина. Наконец кушанье и питье были установлены, Богумир, кашлянув, поднял глиняную кружку, сказал глухим голосом:
— Ну что ж, гость дорогой, выпьем и закусим. Как говорится, чем богаты, тем и рады.
Выпили,
— И с чем же ты к нам пожаловал, чем порадуешь?
«Однако старик довольно язвительный, — подумал Олег. — Как ведь завернул — „порадуешь!“. Ладно, попробуем „порадовать“».
Ответил не спеша:
— Пришли мы сюда не на время, а насовсем, чтобы жить в мире и согласии.
— Вот как! — Богумир вздернул лохматые брови, не скрывая своего удивления и гнева. — Стало быть, намереваетесь поработить нас и установить свое господство?
— Не совсем так. Ни завоевателями, ни поработителями мы себя не мыслим и не считаем. Просто поселимся рядом с живущим здесь народом и займемся охраной и защитой его от внешних врагов.
— А мы, стало быть, этого сделать не в состоянии?
— Да вот сегодняшняя ночь показала, что не очень умело вы это делаете…
Богумир молча, проглотил обиду. Помолчал, собираясь с мыслями.
— И как же вы мыслите нас… защищать? На каких условиях?
— Ну, во-первых, оставляем в неприкосновенности то, что сложилось у вас веками. Как было вече, так и будет продолжать собираться беспрепятственно. Так же во главе города останется посадник, выбранный вече. Так что власть свою, Богумир, будешь исполнять беспрепятственно.
— Спасибо за великую милость, норманн. Премного благодарен за милость ко мне, старику, — насмешливо качнув головой, ответил Богумир. — А я уж думал, что лишат меня сана моего, вот беда-то какая! И чем же мы заплатим за вашу щедрость?
— Немногим. Население края будет кормить мою дружину и в год каждый житель станет приносить по шкурке песца и по шкурке лисицы.
— Вон как! Дань, значит, накладываете!
— Не дань, а плату за то, что мои дружинники будут охранять твой народ от набегов и разорений соседей.
— Нет, дань! — вскипел Богумир. — Наш народ никому дани не платил и платить не будет!
В зале после этих слов повисла напряженная тишина. Олег непроизвольно потянулся к тому месту на поясе, где обычно висел меч. У слуг вытянулись лица…
— Дедуля, что это за шум в такую рань? — раздался капризный девичий голос. — Самый сон, а вы здесь так громко разговариваете?
Все обернулись к двери. В горницу вошла девушка лет семнадцати-восемнадцати в длинном домотканом платье, обтягивавшим узкие бедра и подчеркивавшим тонкий, гибкий стан. «Девица в форме змеи», — невольно мелькнуло в голове сравнение.
Она села на колени к Богумиру и обвела всех долгим немигающим взглядом больших синих глаз.
— Моя внучка Ивица, — потеплевшим голосом произнес Богумир. Его лицо сразу стало радостным и беспомощным. — А это, — он на некоторое мгновенье замялся, но пересилил себя и продолжил… — Это наш гость, норманн.
— Откуда он явился? — бесцеремонно спросила она.
— Из-за моря приплыл. Откуда еще?
— И чего он хочет?
— Да вот стараюсь выяснить…