Князь Олег
Шрифт:
— Куда это ты подевался, князь? — раздался знакомый голос, и он увидел Ивицу. Она стояла совсем рядом, склонив головку и испытующе смотрела на него прищуренными глазами. Она была такой красивой в свете догорающей зари, что на мгновенье Олегу показалось, будто от нее исходит сияние. Он подбежал к ней, встал на одно колено, схватил ее руку и прижал к груди. Прошептал горячо и страстно:
— Ивица, Ивица! Не бросай меня, я не могу без тебя!
— Ну что ты, глупенький! — гладила она его по голове, как несмышленого мальчишку. — Встань, а то люди смотрят.
— Но ты не покинешь
— Вот заладил! — уже раздражаясь, ответила она, оглядываясь вокруг. — Куда я денусь?
— А к тому парню, с которым я тебя видел на днях! — выпалил он.
Лицо ее на мгновенье будто окаменело, но она тотчас ласково улыбнулась ему, стукнула пальчиком по носу:
— А вот ревновать в день Купалы запрещено! Понимаешь, за-пре-ще-но! Таков наш обычай! Это единственный день в году, когда девушкам разрешается купаться вместе с парнями, допускаются поцелуи, ласки и объятия с тем, кого она на этот день выберет. И никакой ревности, слышишь — никакой ревности не дозволяется! Обещаешь не ревновать меня? — спросила она строго.
— Обещаю! — бездумно ответил он, счастливый от того, что мог смотреть в ее обворожительные глаза.
— Тогда вставай, и пройдемся по лугу. Кстати, парни в день Купалы дарят своим любимым различные подарки!
— Все что угодно! — воскликнул он, вставая. Он подхватил ее под руку (боги, какая она легкая, как пушинка!) и потащил за собой.
Сначала он накупил ей медового печенья и баранок, потом золотые сережки с вправленным камушком, кажется изумрудом, бусы из янтаря, браслет на руку… Он готов был скупить все, что попадалось под руку, но она вдруг бурно запротестовала:
— Куда мне столько? Я ведь не вешалка для драгоценностей!
Они ходили между веселящейся молодежи, слушали хороводные песни, любовались плясками, криками поддерживали девушек и парней, прыгавших через костры. К ним подходили ряженые девушки, предлагали:
— Давайте вам погадаем! Всю жизнь вам расскажем!
Они подавали руки, по ладоням гадалки им вещали:
— Будете жить долго и счастливо! Богатство вас ждет несметное! Детей у вас будет много, счастье в молодостии опора в старости!..
Потом Ивица вдруг проговорила загадочным с придыханием голосом:
— А знаешь, еще что можно сделать в эту чудесную ночь?
— Что? — наклоняясь к ней, спросил он.
— Найти невидимый клад!
— Как это — невидимый? — не понял он.
— В обычные дни он для всех незаметен, а сегодня его можно разыскать с помощью волшебного цветка папоротника…
— А как его найти?
— Он расцветает в полночь в глухом лесу, где не слышно петушиного крика.
— Пойдем поищем заветный цветок! — возбужденно проговорил он, хватая ее за плечики.
— Ну, ну, оставь свои вольности! — Она строго взглянула ему в глаза.
Он поспешно убрал руки.
— Извини, я нечаянно…
Она надолго замолчала. Наконец он не выдержал, спросил:
— Но как же мы увидим чудесный цветок в кромешной тьме?
— Он светится, — уже неохотно ответила она, и, подумав, добавила: — И еще надо защититься от нечистой силы. Для этого надо сесть на землю, очертить
— Нет! Я готов пойти хоть к черту на рога…
— Вот тогда и должен появиться чудесный цветок папоротника…
Она взглянула на звездное небо.
— Но до полуночи еще довольно много времени. Пойдем к реке, я хочу искупаться…
С берега можно было различить купающихся девушек, был слышен их крик и повизгивание. Ивица отошла в кусты. Скоро Олег увидел ее бледную тень, проследил, как она кинулась в воду. Он подошел поближе к кромке песка, стал вглядываться в купающихся, надеясь найти Ивицу, но в темноте ничего нельзя было разобрать. В голове его бродил хмель, он не выдержал и, как был в одежде, вошел в реку и поплыл к купающимся девушкам. Девушки от него шарахались в сторону, радостно визжали:
— Охальник! Бесстыдник! Бессовестный!
Он кидался в одну, в другую сторону, но Ивицы нигде не было. Измученный вылез на берег. Где она могла быть? Наверно, давно вышла из воды, иначе можно замерзнуть. Может, ищет его на берегу?
Он стал бродить вдоль реки, но Ивицы нигде не было.
— Вот медовуха! Пряники, крендельки, печенье! — услышал он рядом.
Олег чувствовал, что от мокрой одежды его начинало бросать в дрожь. Подозвал к себе лоточника, выпил две кружки медовухи. И сразу почувствовал, как начал быстро пьянеть. В голове тоненько зазвенело, заиграло, мысли побежали безостановочно, опережая друг друга: «Где ты можешь быть, Ивица?.. А может, она еще купается?.. Какая замечательная ночь! Так бы всю жизнь и остался на этом берегу, не зная ни забот, ни печали… Но куда же она подевалась, несносная девчонка? Вечно она мне каверзы подстраивает…»
Вдруг ему показалось, что он увидел ее недалеко от себя, идущую рядом с тем увальнем-парнем. Он сорвался с места, намереваясь настичь их. В нем закипела злоба, он готов был расправиться и с ним, и с ней. Однако они куда-то пропали, как будто испарились. Он метался по лугу взад вперед, натыкался на лоточников, пил медовуху. Потом оказался в лесу, в полной темноте, долго плутал, наконец, вышел к реке. Яркие звезды отражались в речной глади воды, и ему показалось, что поверхность воды засеребрилась, а деревья закачались, сдвинулись с места и стали переговариваться между собой шелестом листвы: «Бедный, несчастный юноша! Он столько претерпел в своей любви! Никто-то его не жалеет…»
И вдруг явился перед ним лик Ивицы. Она глядела на него призывно и страстно, обнимала его пламенным взглядом, и он упивался им и шептал в горячечном бреду:
— Колдунья, ведьма, соблазнительница… Ужо я доберусь до тебя!
Он рванулся к ней, а она уходила от него все дальше и дальше в лес. И это была уже не Ивица, а Никса, водяная дева, живущая в омутах и под речными порогами, по-славянски, как он слышал от Ивицы, называемая русалкой. Лицо ее было исполнено несказанной, пленительной красотой, обнаженное тело ее облегали длинные распущенные волосы, а глаза были голубыми, с длинными пушистыми ресницами. Только вся она была воздушно-прозрачная, бескровная, бледная.