Князь Пустоты. Книга первая. Тьма прежних времен
Шрифт:
– Это что еще такое? – спросил Ахкеймион. По его руке пробежала дрожь животного ужаса.
– Сдается мне, ты это знаешь, Акка. Сдается мне, ты это знаешь куда лучше моего!
Хора… Адепты звали их Безделушками. Люди часто дают шутливые прозвища тому, чего втайне страшатся. Но другие люди, те, что вслед за Тысячей Храмов считали колдовство святотатством, называли их Слезами Господними. Однако Бог к их созданию никакого отношения не имел. Хоры были наследием Древнего Севера, настолько ценным, что приобрести их можно лишь путем династического брака, убийства, либо
Гешрунни, не отпуская руку Ахкеймиона, поднял хору, держа ее двумя пальцами. На вид ничего особенного в ней не было: железный шарик величиной с маслину, покрытый наклонной вязью нелюдских письмен. Ахкеймион почувствовал, как у него засосало под ложечкой: будто в руках у Гешрунни была не вещь, а отверстие, ничто, крохотная дыра в ткани мира. Стук сердца гулом отдавался в ушах. Он подумал о своем ноже, спрятанном под туникой.
– Четыре!
Хриплый хохот.
Ахкеймион попытался отнять руку. Тщетно.
– Гешрунни…
– У каждого командира джаврегов есть такая вещица, – сказал Гешрунни тоном одновременно задумчивым и гордым. – Хотя это ты и так знаешь.
«Он дурачил меня все это время! Как я мог так ошибиться?!»
– Твои хозяева добры… – выдавил Ахкеймион. Он стыл от ужаса, повисшего в нескольких дюймах над его ладонью.
– Добры? – презрительно бросил Гешрунни. – Багряные Шпили – не добры. Они беспощадны. Они жестоки к тем, кто им противостоит.
Ахкеймион впервые заметил муку, терзавшую этого человека, тоску в его горящих глазах.
«В чем дело?»
И он решился спросить:
– А к тем, кто им служит?
– Для них нет разницы.
«Они ничего не знают! Только сам Гешрунни…»
– Пять! – прогремело под низким потолком.
Ахкеймион облизнул губы.
– Чего ты хочешь, Гешрунни?
Воин-раб посмотрел на трепещущую ладонь Ахкеймиона и опустил Безделушку пониже, точно дитя, которому хочется узнать, что произойдет. От одного вида этой вещи у Ахкеймиона закружилась голова, и во рту появился мерзкий привкус желчи. Хора. Слеза, снятая с божьей щеки. Смерть. Смерть всем святотатцам.
– Чего ты хочешь? – прохрипел Ахкеймион.
– Того же, чего и все, Акка. Истины.
Все, что Ахкеймион видел, все испытания, что он пережил, лежали теперь в узком промежутке между его лоснящейся от пота ладонью и маслянисто блестящим железом. Безделушка. Смерть, ждущая в мозолистых пальцах раба… Но Ахкеймион был адепт, а для адепта истина превыше всего, даже самой жизни. Они ревниво хранили ее, они сражались за обладание ею во всех мрачных пещерах Трех Морей. Лучше умереть, чем выдать истину Завета Багряным Шпилям!
Но тут, похоже, речь об ином. Гешрунни один – в этом Ахкеймион был уверен. Колдун колдуна видит издалека, видит следы его преступлений. И в «Прокаженном» колдунов не было: не было здесь Багряных, лишь пьяницы, бьющиеся об заклад со шлюхами. Гешрунни затеял эту игру сам по себе.
Но для чего? Какова его безумная цель?
«Скажи
– Я – адепт Завета, – поспешно шепнул Ахкеймион. И добавил: – Шпион.
Опасные слова. Но разве был у него выбор?
Гешрунни некоторое время пристально смотрел на него. Ахкеймион затаил дыхание. Наконец воин медленно спрятал хору в кулаке. И выпустил руку адепта.
Воцарилась странная тишина, нарушаемая лишь звоном серебряных энсоляриев, посыпавшихся на стол. Тишина взорвалась хохотом, и кто-то хрипло вскричал:
– Проиграла ты, шлюха!
Но Ахкеймион знал, что это к нему не относится. Сегодня вечером он каким-то образом выиграл, и выиграл, как выигрывают шлюхи: сам не зная как.
В конце концов, велика ли разница между шлюхой и шпионом? А уж между шлюхой и колдуном – и того меньше.
Друз Ахкеймион с детства мечтал стать колдуном, но ему и в голову не приходило сделаться шпионом. В словаре детей, воспитанных в рыбацких деревушках Нрона, слова «шпион» просто не было. Во времена его детства Три Моря обладали для него только двумя измерениями: земли делились на ближние и дальние, а люди – на знать и чернь. Слушая байки старых рыбачек, что чесали языком, пока детишки помогали им вскрывать устриц, Ахкеймион понял, что сам он принадлежит к черни, а все могущественные, высокопоставленные люди живут где-то далеко. Старческие губы роняли имя за именем, одно таинственней другого: шрайя Тысячи Храмов, коварные язычники Киана, воинственные скюльвенды, хитроумные колдуны Багряных Шпилей – и так далее, и тому подобное. Имена очерчивали измерения мира, наделяли его грозным величием, преобразовывали в арену невероятных трагедий и героических деяний. Засыпая, Ахкеймион чувствовал себя совсем крохотным.
Казалось бы, с тех пор, как он сделался шпионом, простенький мирок его детства должен был обрести множество новых измерений, но вышло как раз наоборот. Конечно, по мере того, как Ахкеймион взрослел, его мир усложнялся. Он узнал, что бывают вещи священные и нечестивые, что боги и То, Что Вовне, – не просто очень важные господа и очень дальняя земля: они обладают своими собственными измерениями. Еще он узнал, что бывают времена древние и недавние, и «давным-давно» – не просто разновидность дальних краев, а нечто вроде призрака, пребывающего повсюду.
Но, став шпионом, он внезапно обнаружил, что мир утратил все измерения и стал каким-то плоским. Знатные люди, даже императоры и короли, оказались вдруг такими же мелкими и подлыми, как последний вонючий рыбак. Дальние народы: Конрия, Се Тидонн или Киан, – из экзотических или зачарованных сделались скучными и обыденными, как любая рыбацкая деревушка на Нроне. Священные вещи: Бивень, Тысяча Храмов и даже Последний Пророк оказались всего лишь частным случаем вещей нечестивых, вроде фаним, кишаурим или колдовских школ, как будто слова «священный» и «нечестивый» менялись местами так же легко, как партнеры за карточным столом. А новые времена представляли собой всего лишь затасканную версию древних.