Князь Рысев 3

Лисицин Евгений

— Наверно, мне стоило сжечь эту тетрадь. — Он покачал головой, отошел к окну, уставился куда-то в прекрасное далеко. Потому что, по его мнению, только там, в окне, оно и прекрасное…

Он развернулся ко мне, словно тайный агент из фильмов про Джеймса Бонда. Ему хватило всего одного слова, чтобы у меня приподнялся волос.

— Инквизатории.

— Что? — Я как будто не расслышал.

— Ежели отчеты энти много шукать, так одно как к переду задом ясно становится. Твое похищение заказали инквизатории.

—

Егоровна…

Я сказал, как будто выплюнул. Что ж, оно хотя бы логически сходилось. Мерзкая старуха, не сумев заполучить меня обычным способом, попыталась попросту выкупить меня. Куда я подамся, если опоздаю с поступлением в офицерский корпус? Ей ничего не стоило бы выслать готовых мрачно следовать за мной убийц, чтобы я в итоге, измарав штаны от ужаса, приполз к ней за помощью. И как сразу не догадался, она ведь пыталась провернуть подобный трюк еще там, когда отправила меня в Преисподнюю.

Я отрицательно покачал головой, мысль никак не хотела влезать в картину нового мировосприятия. Мы ж с ней только что, блин, на пару кучу народу сумели спасти. Да, конечно, спасать-то их пришлось только потому, что четко выстроенный план, подписанный самим Императором, дал где-то трещину… как будто на провал никто не рассчитывал. Ждали только окончательной, безоговорочной победы.

— Она могла бы забрать меня там, — чуть опустив голову, возразил я ему. — Там, в подвале того самого «Ъеатра», где было место силы. Скажи, Кондратьич, ты знал о нем?

— Никто о нем не знал, барин. Ты хоть газеты-то читал? Где-нить о твоем месте силы словом обмолвились? Я читал. Все было представлено, как очередной грязный теракт.

А ведь это правда. Случись непоправимое — и Егоровна запросто смогла бы отмыться даже от этой погани. Сказала бы, что проводилась контртеррористическая операция — увы, с печальным исходом. Действовать пришлось в условиях нахождения живых людей, скорбим и помним о ушедших…

— Ты уж наивным-то не будь, барин, чай, не сосунок уже, вона какой вымахал! Почто инквизаториям люди, их же род-то неприкосновенен. Чавось им станется? А с тобой ей уж непросто. Я ж тебя в этот корпус не просто так пристроить хотел…

— Ты ж только что сказал, что им едва ли не море по колено.

— Верно. Да вот запросто так выудить представителя благородного рода из корпуса — это вызов, можно сказать, всему правительству бросить. Императору в лицо плюнуть. Кто ж осмелится-то?

Я бы сказал, кто осмелится, да его уже, по счастью, не было в живых.

— Надо было спалить мне энту тетрадь. Теперича, когда Егоровна раскусит, кто ей в самый срам руку засунул да чистенькой вытащил, думаешь, поймет, простит да отпустит?

Да уж, от этой жди — отпустит, но гостинцев полные трусы насыплет, хрен на своих двоих уйдешь. Кондратьич ушел, оставив меня плавать в самых мрачных думах. Я выдохнул — едва только показалось, что выбрался из самой тины,

как меня снова по самую шею в то же болото загнали.

Хотелось откинуться на спинку кровати, запрокинуть голову и тихонечко заплакать. Отчаяние желало взять надо мной верх, чтобы я, жалко потрясая кулачками, спрашивал у мироздания: ну почему все это происходит именно со мной? Стоило только представить эту картину, как я тут же отрицательно покачал головой. Отставить уныние! В конце концов, сдаваться пока все еще рано. Может быть, авось за последнее время и подустал вывозить меня на своей шее, но еще чуть-чуть поработает. Может, прав Кондратьич, спалить эту самую треклятую тетрадку, да и дело с концом? Нет улик — нет возможности докопаться. Теперь я уже сам обвинил себя в наивности. Как будто старухе в самом деле была нужна хоть сколько-то веская причина, чтобы до меня докопаться.

Уже того, что я из другого мира, ей хватало с лихвой.

— Знаешь, я не люблю больницы.

У Биски был на удивление мрачный голос. Она вылезла из настольной лампы — сначала показались ноги и шикарная задница. Я качнул головой и хорошенько по ней шлепнул — какие бы она мне там вести ни притащила, а не шлепнуть ее попросту было невозможно. Она издала полный страсти вздох, но настроения это ей не прибавило.

— Я тоже не люблю больницы. Если бы ты только знала насколько.

— У меня для тебя сообщение.

Так, это уже начало пахнуть жареным. Я кивнул, предчувствуя, что через дьяволицу вряд ли передают хоть что-то хорошее. На миг подумалось, что ее прислала Егоровна — помяни черта, как говорится, и ведь явится, не постыдится…

— Долг, Федя. Долг.

Она впервые назвала меня по имени. Дело, видать, совсем худо. Нехотя она заговорила вновь.

— Отец…. Сатана требует исполнения долга. Он хочет, чтобы ты с сегодняшнего дня отправился в Туннели-под-мостом и зачистил их от являющегося туда зла.

Туннели-под-мостом? Являющееся в них зло? Звучало по меньшей мере бредово. То ли правитель преисподней решил заделаться в злоборцы, то ли меня там встретит целый гарнизон ангелья — кого ж еще кривохвостые могут упрекнуть во зле?

— С сегодняшнего дня? Ты разве не видишь, что сейчас я не в лучшей форме?

Она видела. Сатана явно знал, какой выбрать день для требования долга. Что и говорить, он ведь демон по своей сути. Мне вспомнилось, как я сам поступил с Иоганном — выходит, кое-что в этом мире возвращается бумерангом.

— Вижу. И мне… придется наказывать тебя до тех пор, пока ты не исполнишь обещанное. Но ты не бойся — поверь, ты будешь рад таким наказаниям. Ты только поскорее выздоравливай, живчик. Ты мне нравишься здесь, а там… там ты станешь игрушкой для многих, хорошо?

И я кивнул ей в ответ.

Ссылка на четвертую книгу —