Князь Святослав
Шрифт:
– Каково расценит нашу победу история, скажи мне без лукавства, нередко свойственного даже летописцам?
– спросил Цимисхий.
– Умалять силу, ум и храбрость врага, значит отнимать частицу мощи у победителя. Нет славы орлу, поборовшего голубя. Победа твоя, василевс, блистательнее всех прочих, ибо воинственность россов не поддаётся описанию. Народ этот достоин внимания великого историографа. Этот народ, руссы, отважен до безумия, храбр, силен, нападает на всех соседей, о том многие свидетельствуют в истории и даже Иезекииль об этом упоминает в следующих словах: «Се аз навожу на тя Гога и Магога - князя росс» и что этот народ мог быть побеждён только силою твоего оружия, владыка, и никем больше, в этом сказывается и небывалая мудрость василевса и предназначение самого Всевышнего.
Цимисхий был доволен ответом.
Из лодки поднялся человек, при внимательном его сличении с другими, отличный только тем, что он имел чуб на голове, серьгу в ухе, да более чистую сорочку. Не выходя из лодки, он чуть-чуть поклонился.
Иоанн Цимисхий ответил на приветствие и стал пристально рассматривать. Лев Диакон при этом подался вперёд и принялся записывать. Вот он что записал для истории:
«Святослав переезжал через реку на некоторой скифской лодке и, сидя за веслом, грёб наравне с прочими, без всякого различия. Видом он был таков: среднего роста, не слишком высок, не слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом, с бритою бородою и с густыми длинными висящими на верхней губе волосами. Голова у него была совсем голая, но только на одной её стороне висел локон волос, означающий знатность рода; шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и диким. В одном ухе висела у него золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами с рубином посреди их вставленным. Одежда на нём была белая, ничем, кроме чистоты, от других неотличная».
Итак, на берегу Дуная, на котором обильно текла кровь, съехались чтобы взглянуть друг на друга правители двух держав, самых могущественных в то время. Одна держава богатейшая, морская, многоязычная, изъязвлённая всеми пороками угасающей рабовладельческой цивилизации, просвещённой, надменной, утончённой, упоенная своим величием, роскошью. Её представлял в роскошных одеждах - царь Цимисхий. Державу эту постоянно лихорадило от заговоров и предательств, но она была всегда самонадеянной, считала своё царство вечным, тогда как оно приближалось к гибели, никем не подозреваемой. И другая держава - юная, только что собирающая в единое целое свои земли и племена, расширяющая границы своих владений, перенёсшая столицу из Новгорода в Киев, а теперь - осевшая на Дунае… Представитель её - киевский князь Святослав, одет бедно, в одной сорочке из грубого полотна, суровый в нравах, хмелеющий от буйства сил, неграмотный, простодушный, не искушённый в лукавстве, близкий к селянину, ремесленнику, торговцу, по-рыцарски твёрдый в слове и поступке… Держава его запальчива и потому стихийно расточающая свои буйные силы, презираемая просвещённым соседом и противником, не желающим признать за ней какое-либо достоинство и будущее, но в своём смешном убожестве несущая внутренние силы будущей мощи и величие духа, которыми обновится мир.
Святослав ждал, когда царь заговорит, но тот в свою очередь тоже выжидал. Наконец, убеждённый, что варварскому князю неизвестны правила царственного этикета, который повелевал первым заговаривать просителю о мире, Иоанн Цимисхий снисходительно, усмехнулся в сторону царедворцев и произнёс:
– Вот вижу настоящего варвара, от которого я, наконец, освободил мир…
Потом он сказал Святославу:
– Я рад приветствовать русское княжество в лице князя Святослава, отмеченного опытностью в воинских делах и изумившего мир доблестью, которой немало удивлены и мы - ромеи, видавшие многих достопочтенных и преславных противников в веках своей истории. Среди них не было русскому князю равного.
Святослав
У всех сановников были умилённые лица, они ловили каждое движение василевса, каждое отражение чувства на его лице: ведь всё это принадлежит истории. Торжественно помолчав, опять начал декламировать василевс:
– Мы с вами были свидетелями самых удивительных и чрезвычайных происшествий. Ужасные в это время являлись чудеса. Невероятные были землетрясения и громы. Сильные, проливные с неба дожди. Непрестанно учинялись брани, всюду по землям нашим проходили полчища. Города и целые народы подвергались опустошению или переселялись. Оттого многие думали, что мир получит изменения и «Второе пришествие» приближается. Но господь бог судил всё иначе, и мир торжествует между нами на благо наших любезных подданных.
Свенельд опять перевёл Святославу эти слова. Лицо Святослава сделалось мрачным и он сказал:
– Спросите василевса, скоро ли прибудет обещанный хлеб и дары, как то указано в договоре и на чём мы клялись Перуну и Велесу, написали на хартии и своими печатями подтвердили.
Василевс ответил, что хлеб уже отгружается и дары припасены.
– Наше слово василевса дороже золота, - заключил он, - и ромеи, согласно своим правилам, обыкновенно побеждают своих врагов благодеяниями больше, чем оружием. Союз и дружба наша будут нерушимы и русские купцы станут впредь почётными и желанными гостями в Константинополе.
Но Святослав опять спросил: отправлены ли Цимисхием посланцы к печенегам. Печенеги, будучи союзниками греков, должны быть греками предупреждены согласно договору, чтобы не чинили русским никаких препятствий, когда те будут возвращаться домой по Днепру. Иоанн Цимисхий ответил, что уже отряжён посол к князю Куре с предложением удалить свои кочевья от берегов Днепра вглубь степей. Цимисхий советовал быть спокойным, верить в закон и слово василевса и знать, что христианский бог карает прежде всего за вероломство и нарушение клятвы перед ним.
Слушая эти слова, Святослав окончательно решил, что Цимисхий его обманывает, но где и как вскроется этот обман, князь ещё не знал. И он принял решение как можно скорее отъезжать в Киев. Сама беседа его с василевсом была тягостна и огорчительна. И всего больше опасался Святослав исконного ромейского вероломства: убийства из-за угла или нападения во время этого свидания, или даже во время самого получения подарков. Сейчас он ожидал всего, потому что чувствовал всей душой, как его презирает и ненавидит заверяющий в дружбе и любви христианский самодержец. И желая дать понять Цимисхию, что войско русское ещё многочисленно и сильно, и что оно не боится никого, князь для получения довольства увеличил число дружинников, воинов и их жён в несколько раз. Но ромеям и эта цифра показалась заниженной, их воображение было напугано.
– Варвары скрывают подлинный состав войск, - сказал свите василевс.
– С таким малым количеством не могли держать они оборону. Но как простодушен князь, видны все его ходы.
И он велел передать Святославу:
– Дадим не только хлеб, но и вино и мёд. Для союзников настежь открыты наши сердца и наши закрома. К тому обязывает нас добрый обычай.
Святослав отлично знал, как этот полководец-цареубийца захватил престол, воспользовавшись хитростью любовницы, как вскоре он обманул и предал и саму эту любовницу свою - царицу. И это узурпатор в беседе ссылался как на свидетеля его чистой совести на христианского бога, которого он каждую минуту своего славословия тоже нагло обманывал. И князь про себя решил, что напрасно так болезненно беспокоился о пропитании. Может быть его и брать от греков не следует, император может отравить пищу. Ещё раз князь обдумал всё то, что сказал Цимисхию и осудил себя. Зря настаивал, чтобы греки предупредили печенегов. Это может навести Цимисхия на мысль, что русские очень обеспокоены предстоящим отходом домой и следовательно, слабы. И тогда, под конец беседы, князь похвалил греческие обычаи, василевса, свиту и уменье их говорить пышно и учено. То есть князь расхваливал то, что больше всего ненавидел. И по тому, как улыбался василевс и как вслед за ним тут же эту улыбку царедворцы передавали друг другу, князь понял, что его слова пришлись им по душе.