Князь Тавриды. Потемкин на Дунае
Шрифт:
Князь был в духе и разговорился с молодым человеком.
Узнав, что он умеет хорошо читать и писать, знает арифметику и мастерски считает на счетах, Григорий Александрович спросил его:
— Скажи-ка мне, Яковкин, не хочешь ли ты быть поставщиком всего нужного нам в полевые лазареты для больных моей армии?
— Ваша светлость, да у меня не только лошади с повозкой, но и кнутовища нет, а рад бы душой служить вашей светлости, — ответил Яковкин, не поняв вопроса.
— Не то, — возразил князь, — ты
— Василий Степанович, — обратился он к Попову, — старого поставщика долой, рассчесть, он испортился, а Яковкина на его место, он первой гильдии купец здешней губернии. Растолкуй ему, в чем дело. Для первых оборотов дать ему деньги взаймы, дать все способы. Все бумаги приготовить и представить мне. Ну, Яковкин! Теперь ты главный подрядчик. Поздравляю!.. Э, Василий Степанович! А что о старике?
— Писано, ваша светлость, — отвечал Попов, — к полковому командиру, чтобы он произвел его в сержанты, имел к нему особенное внимание и об исполнении донес вашей светлости.
— Хорошо, — сказал Григорий Александрович, — да не забудь: через шесть месяцев он аудитор с заслугою на подпоручий чин. Вот, — продолжал князь, обращаясь к Яковкину, — и отец твой сержант, а после будет и офицер.
Яковкин залился слезами и осыпал поцелуями ноги князя.
Он честно провел порученное ему дело и вскоре разбогател с легкой руки светлейшего.
Его-то и вез с собою в Петербург Григорий Александрович на побывку и для свидания с отцом, которого князь перевел в Петербургский гарнизон.
IV. Триумф
Едва ли триумфы полководцев классической древности были более великолепны, нежели триумф светлейшего князя Григория Александровича Потемкина при его возвращении в Петербург после взятия Очакова.
В пространственном отношении он несомненно превосходил их все, так как это было триумфальное шествие по всей России.
Во всех попутных городах, в ожидании светлейшего триумфатора, звонили в колокола, стреляли из пушек, зажигали роскошные иллюминации.
Жители и все власти, начиная с губернатора до мелких чиновников, выходили далеко на дорогу для встречи князя и с трепетом ждали этого земного полубога.
Григорий Александрович, одетый в дорожный, но роскошный костюм: в бархатных широких сапогах, в венгерке, крытой малиновым бархатом, с собольей опушкой, в большой шубе, крытой шелком, с белой шалью вокруг шеи и дорогой собольей шапкой на голове, проходил мимо этой раззолоченной раболепной толпы, как Голиаф между пигмеями, часто даже кивком головы не отвечая чуть не на земные поклоны.
Его, пресыщенного и наградами, и почестями, не радовали эти торжества встречи, эти знаки поклонения, эти доказательства его могущества и власти.
Совершенные им дела он не считал своими — он их исключительно приписывал Богу.
Князь, как
Великолепные храмы, построенные им на юге России, и богатые вклады, пожертвованные разным монастырям, до сих пор служат памятниками его набожности.
Относя все свои успехи и удачи к Промыслу Божию, он видел в них лишь проявление особенной к себе милости и благоволения Господа.
Еще недавно, когда в бытность князя в Новогеоргиевске, было получено известие о первой морской победе принца Нассау-Зигена над турками.
— Это произошло по воле Божией, — сказал Григорий Александрович окружающим. — Посмотрите на эту церковь, я соорудил ее во имя Святого Георгия, моего покровителя, и сражение под Кинбурном случилось на другой день его праздника.
Вскоре принц Нассау прислал донесение еще о двух новых победах своих.
— Не правду ли я говорил, — радостно воскликнул князь, — что Господь меня не оставляет. Вот еще доказательство тому. Я избалованное дитя небес.
Сообщая Суворову об удачных морских действиях принца Нассау, Григорий Александрович писал:
«Мой друг сердечный, любезный друг! Лодки бьют корабля, пушки заграждают течение реки. Христос посреди нас. Боже! Дай найти тебя в Очакове!»
Во время осады Очакова князь однажды сказал принцу де Линю:
— Не хотите ли посмотреть пробу новых мортир. Я приказал приехать за мной шлюпке, чтобы отвезти на корабль, где будут производиться опыты.
Де Линь согласился, и они отправились на Лиман, но, к удивлению, не нашли там ни одной лодки.
Приказание князя почему-то не было исполнено.
Делать нечего, пришлось оставаться на берегу и смотреть издали на опыты.
Они удались прекрасно.
В эту минуту появилось несколько неприятельских судов.
На корабле поспешно начали готовиться к обороне, но второпях забыли о порохе, насыпанном на палубе и покрытом только парусом.
При первых же выстрелах порох вспыхнул, и корабль вместе с экипажем взлетел на воздух, на глазах Потемкина и де Линя.
— То же самое воспоследовало бы и с нами, — уверенно, с набожным видом, сказал он принцу, — если бы Небо не оказывало мне особенной милости и не пеклось денно и нощно о моем сохранении.
Таким безусловно глубоко верующим человеком был князь Григорий Александрович.
В столицу Потемкин прибыл вечером 4 февраля 1789 года. Дорога от Царского Села до Петербурга была роскошно иллюминирована. Иллюминация, в ожидании князя, горела по вечерам целую неделю. Мраморные ворота были украшены арматурами и стихами из оды Петрова «На покорение Очакова», выбранными самою императрицей.