Князь Угличский

Уточкин Владимир Николаевич

К вечеру меня призвал государь. Взяв с собой подарки, я, в сопровождении своих рынд, подошел к золотому крыльцу. Постельничий боярин Годунов, дядя Бориса Федоровича, моей охране указал ждать у крыльца, слуги забрали подарки и меня провели в царские палаты. Пройдя через небольшую комнату и повернув налево, попал в зал в четверо меньших размеров, чем Грановитая палата, весь покрытый золотом, со сложным по конструкции вычурным сводом. Напротив входа стоял трон. Это была, Средняя Золотая палата, тронный зал кремля.

Государь сидел на лавке возле окна, на коленях у него лежала серая пушистая кошка. Был

он бледен, с усталым видом. Подойдя ближе, я с поклоном произнес:

— Здравия тебе великий государь на многие леты.

— Здравствуй Дмитрий, брате мой. Кажный день молю бога за тебя, безвинного отрока. Како жена твоя здорова ли, не тяжела ли?

— Здорова, государь, спаси Господь. Невместно нам, наперед царской семьи, о детях помышлять. Как здоровье у царицы Ирины Федоровны? — Увильнул я со скользкой темы.

— Слава богу, здорова.

— Как здоровье племянницы моей Феодосии?

— Тож, Господь боронит от напастей. Пять лет ужо радости моей.

— Вот государь ей подарок от меня. Змей летучий. — И я показал ему заготовленный подарок.

— Змей? Отчего змей?

— Так прозывается. Сея забава, вельми царевне понравится. Внегда ветер поднимется надобно на веревке его поднять и полетит он абие в небеса.

— Благодарю брате, або не забываешь об нас в своих заботах.

— Для тебя государь мой тоже есть у меня подарок. — Забрав из рук боярина керосиновую лампу, я свечой снятой с подсвечника её зажег.

Лампа давала много света и сияла на фоне свечей.

— Спаси тебя бог Дмитрий. Экий светильник ярый. Вижу помнишь ты о брате своем старшом. — Он подал знак и слепящий его свет боярин унес в сторону. — Абие зачем призвал тебя ныне. Слаб здоровием яз. Молюсь беспрестанно, за государство, за веру нашу святую, о ниспослании наследника. Бо не внемлет мене Господь. Видать взял соби на плеци купно с бармами грехи отца нашего, пролившего реки крови безвинной христианской. Оборонил ты дщерь мою от смерти ранней, то ведомо мне. Зрю в том знак горний, або безгрешен ты. Годунов насочити мя бо не творишь тщет напрасных за спиною брата, не алчешь трона царского, внегда чист душою ты. Желаю тебе передать престол Московского царства, коль приберёт меня Господь. Аще народится у меня наследок, тебе бысть моим душеприкащиком. Хотенье имаю абие желовать наряд настолования тебя тайно, для бережения от злого умысла боярского. Ведать об сём станем мы с тобой да Годуновы, они родня нам ближняя, такоже авва Иов. Дмитрий Иванович, ждет Патриарх?

— Да государь, в Грановитой палате дожидается. — Ответил постельничий.

— Грамота в чисте уготовлена?

— Да, великий государь.

— Призови авву Иова.

У меня ноги к полу приросли: что это? Проверка? Отказаться надобно? По истории царь Фёдор был слабоумным. Но сколь не видел его в живую, признаков умственной отсталости видно не было. Да тихий, да богомолец, а не царь, просто человек рожден для другой цели. Вряд ли это игра, значит правда!

В сопровождении постельничего, вошел Патриарх Иов. Семидесятилетний старик, выглядел мрачно.

— Владыко, шествуй к нам. Не стой в потёмках то. Дмитрий Иванович подай нам грамоту.

Подошедший из темного угла боярин поднес ларец со свернутой грамотой царю. Тот её взял, развернул, прочел и передал церковнику.

Высший

священник Московского царства, принявший когда-то имя в честь Иова Многострадального, разного повидал за свою длинную жизнь. Сейчас он держал в руках выбор пути Московского царства. Прочтя, он опустил руку, и грамота упала на ковер.

— Того Фёдор Иоаннович, церковь наша святая благословить не может. Не возьмет незаконный царский последыш престола. Ибо шестой брак жестокосердного отца твоего нечист был. Царь тешил похоть свою и погубил душу свою. — Гулким голосом возвестил церковник.

— Ты молчи! — закричал Фёдор. Он вскочил, подбежал к Патриарху, и близко глядя ему в глаза, зачастил: — Батюшка мой не безгрешен бысть, затем молюсь беспрестанно, постами тело свое иссушил, дабы отпустил Господь грехи ему. Ано на плецах его лежала вся Русь огромная. Жизнь свою отдал он войнам со схизматиками да бессерменами, царства Казанское да Астраханское под руку церкви православной привел! Великый царь он бысть, помазанник божий! Все, чего соделывает царь, горним вымыслом указано! Тебе невместно бысть судией государя. — Слегка успокоившись, он указал мне рукой — Дмитрий встань рядом.

Я подошел.

— Вот брат мой, — государь положил мне руку на плечо, — царский сын. Кровь Рюрика! Он последний муж в роду нашем. Кого, окромя него, мнишь на престоле высоком?

— То не моё дело, то пусть бояре решают.

— Какие бояре? — Опять завёлся государь. — Ты чего несёшь, чернец? Аз есм царь. Бо аз решаю, кому бысть в бармах царских, опосля меня. Не искушай меня без нужды старик. Ведомо тебе како батюшка мой решал борзых бояр на псарне? Яз сын Иоанна Грозного. Крови не алчу, або слово реку и боярские роды древнейшие поголовно клобуки наденут! Дмитрию Иоанновичу, брату моему, бысть царем, коли не подарит мне Господь сына. Яз тако решил. Твое дело благословить, аль запамятовал, како белый куколь тебе на главу надевали? Како людей церковных цареградских голодом морили, да сулили пышные похороны, коли не пожалуют царству нашему шапки той? Бо в строптивости упрешься, мигом патриарший жезл отымем, и поедешь в розвальнях на Соловецкую крепость под надзор. Аще у монастырей жирных отберу вси земли пахотные в казну!

Старик стоял молча. Видно вспомнилось ему непростое время грозного царя.

— Дмитрий, брате, подай мне духовную грамоту.

Я поднял свиток и передал государю.

— Дмитрий Иванович — обратился он к постельничему, — письменный прибор неси.

Поздно вечером вернулся в терем тестя. Когда слуга провел меня к нему, он лишь спросил:

— Подписал?

— Да, Борис Фёдорович.

Годунов был задумчив, перед ним стоял чеканный кувшин, несколько блюд с закусками и стеклянные кубки.

— Ну, значится, так тому и бысть. Ты ступай, одному мне подумать надобно…

Новогодние празднования прошли. Обычно производства в дворцовый чин и земельные пожалования приурочивались к новому году, либо дню рождения государя, вот и ныне бирюч объявил с Лобного места на Васильевском спуске многочисленные награды и назначения. Среди них было моё производство в чин младшего оружничего и ближнего стольника.

Борис Федорович лично передал мне указ о том. Моим единственным начальником по ведомству был он сам.