Князь Угличский
Шрифт:
— Не знал я об том. Меня Эль-мурза Юсупов в Романовку пригласил, родич к нему приехал, опосля во Владимир на богомолье ездил, да к Москве сразу.
— Ужо знаю теперя. Прогулял ты впусте празднования кремлевские о начатии нового лета. Патриарх с государем в золотых одеждах богослужение отстояли, колокольный звон плыл над всею Москвой. Свита царская в парчовых нарядах, послы иноземные, царица. Вельми благолепно. — Годунов покачал головой. — Пустое, чего уж. Вот чего, через седьмицу в полные лета войдешь, государь тебя видеть восхочет. Приказал бысть тебе на Москве. Вели холопям своим, дабы платье твое справили по чину, абно Федор Иоанович узрит тебя в обносках
Ждан тем временем подал в поместную избу грамоту об обмене принадлежащих угличскому уделу разбросанных по царству мелких сел и деревень на большее поместье в районе засечной черты. Теперь надо было ждать царский указ об том.
Услыхав о государевом приказе, ключник сначала обрадовался, а за тем за голову схватился. Княжеские парадные одежды остались в удельной столице. Немедленно дворяне из свиты были посланы в Углич за нарядами да подарками для царя и ближних бояр.
Началось празднование дня рождения по накатанному сценарию. С утра раннего обрядили меня в шелк да парчу и отправили на богомолье. Отстояв службу, поехали на двор к Годунову. Тот встретил радушно, вина налил. К обеду начали собираться гости, практически никого, из которых я не знал. Пригласил их, очевидно, хозяин дома, либо, узнав, что на приеме будет государь, сами напросились. За стол не садились, ждали царя.
Федор Иоанович приехал ближе к вечеру. Такой же, как и обычно бледный, в темных одеждах, больше похожий на монаха. Улыбаясь, протянул руку. После поцелуя поднял с колен и приобнял.
За стол сели сообразно знатности. Царь в середине, направо я, налево Годунов, далее гости по непонятному мне ранжиру.
Первым здравицу объявил царь:
— Слуги мои верные, брате мой в полные лета входит. Ведают все, бо защитил он дщерь мою любимую Феодосию от хворобы смертной снадобьем из рога индрик-зверя. Николе не гневал меня и не утруждал впусте. Богобоязнен, в его уделе множество полоняников иноземных приняли истинную веру. И в вере зело крепок, хвалят его божьи люди. Государев слуга, Борис Федорович, просит за тебя дщерь свою Ксению. В честь праздника, в память об отце нашем, велю — женись. — Минутная тишина сменилась валом поздравлений. Царь перекрестил и приобнял.
— Ато Борис Федорович? В палатах ли дочь твоя, кою ты прячешь от света белого? Мне Ирина, катуна моя любимая, баяла, де красавица да умница растет в тереме твоем.
— Тута царь батюшка.
— Ну, внегда ты здесь, брате мой здесь, то стану я сватом абие.
— Прости государь ано не по обычаю сие. Надобно по старине, по обряду. Приданное обговорить, то, сё.
— Борис Федорович. У тебя днесь царь в сватах. Веди дщерь пред очи мои.
Годунов поклонился царю:
— Аки повелишь государь. — Потом крикнул: — Мария Григорьевна, веди Ксению в палаты, царь требует.
Вошла жена Годунова, у которой я как то гостил в вяземской усадьбе, и ввела за собой в горницу, девушку чуть ниже среднего роста, симпатичную, с неестественно ярким румянцем, наряженную с головы до ног в шелка и парчу, на черных волосах собранных в косу, перевитую красной лентой, лежал венчик усыпанный жемчугом. Следом вошли несколько женщин.
Я сидел за столом как дурак, красный и смущенный. Судя по наряженной загодя невесте, у Годунова с царем все было оговорено заранее. Борис Федорович хитер: царь в сватах, множество гостей — видаков,
— Димитрий, подь сюды. — Позвал меня царственный брат. Я, как деревянный, вылез из-за стола и подошел к нежданному свату.
— Зрети какую красну девицу за тебя Борис Федорович отдает. — И указал на Ксению. Та, сильно смутившись, укрылась длинным рукавом.
— Ну-ну красавица, сей отрок мужем твоим станет в скорости. Благослови молодых Борис Федорович во имя Христа. — Царь перекрестил пару и чуть отступил в сторону.
Откуда-то взялась икона, в золотом окладе. Нас с Ксенией поставили на колени и Годунов, перекрестив, черным от времени образом, благословил на брак. Я перекрестился, поцеловал в свою очередь икону, после чего меня поднял с колен будущий тесть. Обняв, он шепнул на ухо: — Благодари царя и пригласи на свадьбу его и гостей.
— Государь, гости дорогие, благодарю за честь, прошу вас быть гостями на моей свадьбе. — С поклоном послушно заявил я.
Невесту увели из зала.
Ну вот, мелькнула мысль, я теперь наполовину женат, а Годунов хитер, своего не упустит.
Дальнейший праздник не сильно отличался от таких же. Множество здравиц, надарили богатых одежд, оружия с узорочьем, денег в серебре и золоте, коня. Надрался я прилично, и ночевать остался у будущего тестя.
Наутро поправлялся вместе с Годуновым.
— Что, не ждал от Федора Иоанновича такого благоволения? — тут Годунов запустил мхатовскую паузу. — То яз деля тебя попросил. Иначе мог бы ты и вовсе не жениться никогда. Ведаешь, поди, обычай царский?
— Да, слышал. Не ждал чести такой. Благодарю Борис Федорович. Государь слушает тебя. — Ответил я.
— Яз — Слуга Государев — нет чина выше и чин тот за так не даруют! Онеже внемли мне, не кичись родом древним. — Указал пальцем на меня царедворец.
— Борис Федорович, ведаю я, сколь много дел великих свершил ты для государства нашего и еще сотворишь. Даже в мыслях николе не бывало вставать супротив тебя. — Вполне искренне заявил я.
— Свадьбу справим после Пасхи. Праздник светлый, дочь отдаю любимую, пусть будет зелень новая, да небо ясное. О приданном не думай, не обижу. А тебе надобно получить благословление от матушки твоей, инокини Марфы. До мая навести её в обители.
— Как скажешь Борис Федорович.
Дел в столице больше не было и дабы не мозолить глаза властям, посовещавшись с Жданом и Афанасием, решили, не затягивая вернуться домой.
Глава 2
В уделе большей части стрельцов с головой давно не было. На трех стругах в августе на Усолье увезли угличское сукно, порох, свинец, и сотню новых пищалей, для союзных казаков, да усольского гарнизона. Также на насадах ушли несколько семей крестьян из выкупленного полона, для организации землепашества острожка и солеварен. Одновременно тяжелогруженые струги под неявной охраной были приманкой для лихих людей.
Последствия разгона, что учинил в Угличе митрополит Казанский Гермоген, уже улеглись. Стеньку Михайлова врачевал Баженко Тучков. Химика добрые монахи сильно избили и морили голодом да жаждой, пока митрополит не сменил гнев на милость. Порох, привезенный угличскими пушкарями сановному церковнику произвел на того хорошее впечатление, и за-ради пользы воинской старик простил Стеньке неуступчивость в смене веры.
Уже заканчивалась жатва, что напомнило о сельскохозяйственных проблемах. Я их видел в следующем: сбор и сохранение урожая на несколько лет для борьбы с грядущим голодом на Руси, а также селекционная работа.