Князь Угличский
Шрифт:
— Боярин, запамятовал яз об ямчужных делах да тульских оружейниках с тобою обговорить. — Обратился я к окольничему. Тот с дороги собирался отдохнуть.
— Об чем сказываешь?
— Надобно нам соделать так, чтоб огненное зелье во всех пороховых избах было едино по силе своей, бо внегда из пушек зачнут палить, на разные дальности будут лететь ядра. Да научить мастеров выделке большей доли ямчуга надобно такоже. Да тульским оружейникам указать, как выделывать железо в домнах великих, да мастерить пищали единые с угличским обычаем. Что ты думаешь?
— А об чем тута думать? Прикажу, пущай придут, да лучшую манеру работы учат. Оне государевы люди, бо мы с тобою первые над ими. Како скажем, так и соделают. Сё воинское дело, тута шутковать некому. Коли кто портачит и
— Яз прикажу ключнику выдать денег прогонных для мастеров. Ты мне бумагу подай кому сколько, яз опосля с Бориса Федоровича стребую.
— Ни к чему баловать. Сами доедут.
— Мне сказывали дворяне, бо долги случаются за казной государевой воинским людям. Яз про то говорить не желаю, аще хочу твердо знать, бо приедут мастера без задержки. Посему выдам денег, кому и сколько скажешь. Это государево дело и яз не желаю из-за копейки время золотое терять.
— Ты что княже войну скорую ждешь?
— Нет покуда. Но чем раньше зачнем готовиться, тем лучше.
Через две недели заработала бумагодельня. У нас появилась собственная бумага. Отбеливание бумажной массы хлоратными соединениями дало снежно белый цвет. В этом времени ни у кого такого продукта не было. Выделив часть выделываемой бумаги на удельный двор, остальное повелел отправлять в Углич на типографию, а также на продажу. Приезжие торговые гости дивились на белизну и качество, и рядились делать покупки бумаги большими партиями. Видя такой спрос, дал задание построить Бумажный двор на окраине Устюжны, чтоб выделывать бумагу на сотни рублей в год. В связи с экономическим спадом из-за засухи безработица в Устюжне выросла, так что людей на новую фабрику хватит с излишком. Всем купцам, кто пожелает, пообещал продать метод производства бумаги, для основания бумагоделен в других городах. Сложных технологий в Московском царстве практически не было, почти все продукты глубокой переработки завозились из-за рубежа.
Ждан продал четыре самоходных струга. Купцы, видя, что льда на реках нет, пригнали к Устюжне с дюжину кораблей, и на паровые буксиры уже стояла очередь.
Оптик Зилингер наделал мне два десятка различных линз. С помощью простого перебора я подобрал схему зрительной трубы с оборачивающей системой. Теперь требовалось создать мануфактуру по её производству и снять сливки с рынка. Как мне сообщил Джакман на мои расспросы, подзорные трубы здесь не известны, как и телескоп. Телескоп сделать проще, оборачивающей системы не надо. Закажу мастеру Иогану большую линзу, сделаю телескоп и жене подарю. Она у меня умница, пусть порадуется.
Станочники уже построили шесть токарных станков. Настоящих, здесь таких ни у кого нет. Но база, то есть максимальная длина обрабатываемой детали была около метра, а максимальный диаметр около шестисот миллиметров. Сейчас мне нужны были станки для обработки колес паровоза, то есть больше аршина в диаметре, а также станки для внутренней и наружной обточки бронзовых стволов пушек. Велел набрать ковалей рукастых, для ускорения работ.
Окольничий с Бакшеевым отстрелялись из пушек и пищалей. По результатам стрельб свейских ручных пищалей в целом подтвердились параметры, о которых сообщал боярин Лапушкин. По орудийной стрельбе обобщить данные не получилось по причине хаоса среди пушек, в виду разных калибров и длин стволов. Но взяли несколько орудий за эталонные образцы, например свейская пушка калибром девять вершков с длиной ствола один и шесть десятых аршина показала дальность стрельбы около двух тысяч аршин; свейская пушка калибром двенадцать вершков с длиной ствола два и две десятых аршина показала дальность стрельбы около двух тысяч шестисот аршин.
По воспоминаниям из срочной армейской службы двадцатого века калибры орудий нужного нам диапазона в Российской армии были сто, сто двадцать, сто пятьдесят два, двести десять миллиметров, а дальше не помню. Сведя результаты стрельб в таблицу, собрал своих советников.
— Вячеслав Валерианович, Афанасий Петрович,
— Чего желаешь знать Дмитрий Иоаннович? Яз не пойму? — Спросил у меня Афанасий.
— Ты Афанасий Петрович отстрелял свейские ружья и нашенские угличские ружья тебе знакомы. У свейских пищалей каков калибр? И каков калибр стволов угличских ружей?
— У свеев, по угличской манере калибр тридцать — тридцать пять ногтей, длина стволов от сорока до шестидесяти вершков. У устюженских ружей калибр восемнадцать ногтей, длина стволов девяносто три вершка.
— То есть чем меньше калибр и длиннее ствол ружья, тем дальше и точнее летит пуля. У наших ружей лучшая дальность ныне, значит менять покуда нечего. Вячеслав Валерианович? Что молвишь по пушкам на поле, коии нам требуются?
— Нам вестимо, чем больше пушка, тем лучше, бо думаю коли оставлять единые меры для пушек, то ставить надобно десять али двенадцать вершков. Коли обесчаешь, або легкие станут орудия и далее стрелять, то лучше нету.
— Колесные станки свейские глянулись тебе?
— Справные тележки, дубового дерева, четыре либо шесть лошадок могут тянуть вместе с пушкой сию тяжесть.
— Нам таковые надобны в войско?
— Надобны, для поля лучше нету.
— Значится так, и порешим для стрельцов покуда, нынешние ружья устюженские годны. Для поля надобны пушки в десять или двенадцать вершков. По длине ствола будем думать, как получим на станках первые пушки точеные. Каковая длина ствола даст нашему войску большую пользу, таковые и станем точить. Такоже надобно соделывать дубовые станки на высоких колесах для скорого движения вместе с войском. Вячеслав Валерианович составь грамоту об результатах стрельб, и наших решениях, да подай её оружничему боярину Годунову, да государю. Нам же надо сотворить отливки бронзовые, каковые в послед станем точить. Мастера-литцы пусть отольют нам в московском дворе полные пушки, с пяток на десять и пять на двенадцать вершков, яз тебе чертеж соделаю, бо твои люди привезли нам в Устюжну. Бо яз покуда, близко возьмусь за мастеров моих, чтоб сотворили станок особый для дел наших.
Спустя несколько дней, так как лед на реке так и не встал, решил рискнуть, и боярина Лапушкина отправил в столицу по служебным делам, на самоходном струге. И пушки отвезет и струг самоходный покажет царю да Годунову, а то обещал лучшие пушки, а полгода уж прошло, и нету ничего. Себе для образца колесных лафетов оставил свейские орудия в комплекте. Пусть будут, мало ли что.
В течении следующих трех недель я практически не покидал терема. "Переводил" медицинский трактат. Нельзя все время опекать людей, на то и голова, то есть хозяин, чтоб самому решать свое дело. К удивлению моему, написание второй части книги прошло гораздо быстрее. Может плотная белая бумага помогла, может перо стальное, избавившее мои пальцы от судорог. Хотя, наверное, то, что значительную часть медицинских знаний я подзабыл. Тем не менее, главное, зачем я оказался в этом времени я сделал. Передал нынешним людям медицинские знания из будущего.
Вызвал к себе Баженко.
— Здрав будь на долгие годы господин мой, князь Дмитрий.
— И тебе здравствовать. Книгу, что я тебе дал, выучил?
— Как есть государь, бо половины не смог понять. — Похвалился и одновременно повинился врачеватель.
— Почто же не пришел и не спросил у меня?
— Княже, откель тебе-то знать, что врачеватели зарубежные ведают? — Удивился Тучков-младший.
Мнда, вот так и палятся на очной ставке.
— Потому, как яз книги перетолмачил, да не все смог на словенском языке написать. Но понять-то понял. Не зря ж меня казатели латыни учили. Тако ты спрашивай. Бо яз коли вспомню, что из трактата, то подскажу тебе. — Надо ему сделать градусник и фонендоскоп подумал я. — Вот тебе вторая часть. Даю тебе неделю на чтение. Опосля, придешь ко мне расскажешь, чего не понял. Потом поедешь в Углич, там Семейка Головин печатный двор наладил. Прислал на днях двадцать своих учебников по счислению. Как приедешь в Углич явишься к Семейке и передашь мой приказ: слово в слово напечатать две книги по медицине, что яз тебе дал. По сто штук каждой.