Князь Василий Долгоруков (Крымский)
Шрифт:
Засевший в крепости гарнизон особой отваги не проявил: увидев в свете нарождающегося дня, какая грозная сила стоит перед ним — сдался без боя. А сдвинувшаяся в начале штурма на правый фланг татарская конница Каплан-Гирея в сражение вступать не рискнула, развернула лошадей и стремительно ускакала в порозовевшую от восходящего солнца степь.
Перекоп пал, открыв русской армии дорогу в Крым.
Довольный скорой победой Миних, сидя в поставленном под открытым небом кресле, склонив голову на плечо, благожелательно выслушал доклады командиров колонн,
А потом, обернувшись к адъютанту, велел найти и подвести к себе солдата, что самым первым взобрался на вал.
— Молод ты, как я посмотрю, — сказал ворчливо фельдмаршал, оглядев с удивлением грязного, пропахшего порохом Долгорукова, одетого в широкий, с чужого плеча, мундир, мешком висевший на худом теле. — Мальчишка совсем сопливый… Но отвагу проявил, словно зрелый воин. За то жалую тебя офицерским чином… Будешь ходить теперь прапорщиком!
Кто-то из свитских полковников быстро шагнул к фельдмаршалу, остерегающе зашептал на ухо:
— Это же сын Долгорукова. Из тех, что по делу проходят… И по указу ее величества производству не подлежит.
Миних резко обернулся, зло глянул на полковника, поднялся с кресла и, топнув ногой, изрек зычно и властно:
— Фельдмаршал Миних никогда не лгал!.. Я объявил, что он произведен, значит и останется офицером!
Потом снова перевел взгляд на Долгорукова, окаменевшего перед суровым фельдмаршалом, и добавил холодно:
— Ступай в полк! Доложи командиру о производстве!..
Вечером новоиспеченный прапорщик уговорил обозников продать сверх положенной ежедневной винной чарки целый котелок. Прикрыв его от чужих глаз тряпкой, стараясь не расплескать, он осторожно донес котелок до артельной телеги, у которой уже ждали, собравшись в кружок, пара близких приятелей и ветеран-драгун, спасший Василия на валу от верной смерти.
Разбавив для большего количества вино пивом, приятели выпили за офицерский чин Долгорукова, потом за верного своему слову господина фельдмаршала Миниха, потом за успешное окончание войны… Пили, пока не опустел котелок, а затем дружно завалились спать здесь же под телегой.
Утром Василий проснулся с тяжелой, словно налитой свинцом, головой; затекшее за ночь в неудобной позе тело ломило, в пересохшем рту было мерзко, а в желудке громко бурлили остатки выпитого вчера вина. Приятели чувствовали себя не лучше. Более опытные в питейном деле, они, едва шевеля шершавыми языками, одноголосно заявили, что проклятые обозники, несомненно, подсунули княжичу вместо вина какую-то дрянь, и пообещали потом с ними разобраться.
Тем временем Миних собрал генералов на совет, чтобы решить вопрос о дальнейшем маршруте движения.
Ожидания фельдмаршала найти в покоренной крепости крупные запасы провианта не оправдались: татары еще перед штурмом — не надеясь, видимо, на стойкость турок — успели почти все вывезти
И снова на совете разгорелся ожесточенный спор между Минихом и принцем Гессен-Гомбургским. Являясь участниками никогда не прекращавшихся придворных интриг, они относились друг к другу с плохо скрываемой враждебностью. Но теперь обоюдная взаимная ненависть выплеснулась наружу в самой резкой и неприглядной форме.
Принц потребовал дальше в Крым не идти, остановиться в Перекопе, наладить хорошую коммуникацию с магазинами, собираемыми на Украине генералом Трубецким, и лишь затем опустошать татарские поселения скоротечными набегами отдельных конных отрядов. Миних, напротив, намеревался пройти с огнем и мечом весь полуостров, чтобы раз и навсегда отучить татар разбойничать в русских землях.
И хотя некоторые генералы осторожно поддержали требования принца, фельдмаршал остался непреклонен в своем решении — рубанув рукой воздух, он объявил начальственно:
— Армия пойдет на Козлов!.. А вы, принц, можете остаться здесь!..
Конечно, можно было попытаться пойти прямо на юг, к полноводному Салгиру с его зеленеющими сочной травой прибрежными лугами, чтобы потом двинуться к Кафе — одному из богатейших городов Крыма. Однако под влиянием рассказов, услышанных от захваченных в плен турок, о крупных запасах провианта, находящихся в приморском торговом городе Кезлеве, который русские называли по-своему, просто и понятно — Козлов, фельдмаршал решил маршировать на юго-запад. А чтобы обеспечить безопасность тылов и последующий выход армии из пределов Крыма, оставил в крепости гарнизон — два пехотных полка под командой полковника Девица.
Перед тем как покинуть шумный, оделенный солнцем Перекоп, Долгоруков задумал отправить весточку в Москву. У полкового писаря он выпросил листок желтой шершавой бумаги, карандаш и, раздувая от напряжения загорелые щеки, мысленно проклиная императрицу за свою малограмотность, кое-как нацарапал несколько корявых, расползавшихся в разные стороны строк. Что жив-здоров, стал офицером и к осени, может быть, вернется в Москву.
Запечатав письмо красным воском, Василий, подумав, решил адресовать его не отцу, находившемуся под следствием, а сестрам.
«Может, они с оказией и батюшке обо мне весточку сообщат, — разумно рассудил он, отдавая пакет писарю. — Вот уж порадовался бы…»
3
Построившись в привычное огромное каре, армия, вздымая клубы пыли, медленно зашагала к Соленым Озерам и далее, повернув направо, двинулась к Кезлеву.
Два дня полки маршировали, не встречая на своем пути никакого противодействия со стороны неприятеля. Но за Солёными Озерами появилась татарская конница. Большие и малые отряды непрерывным потоком выкатывались из-за горизонта и растекались по степи, охватывая каре со всех сторон.