Князь Владимир – создатель единой Руси
Шрифт:
Таким образом, в исландских преданиях Болле числился первым викингом, принятым в константинопольскую дружину вэрингов-варягов, существовавшую, как видно, задолго до его приезда в Константинополь. Болле Боллесон – реальное историческое лицо. Наиболее вероятная дата его прибытия в византийскую столицу – 1026 или 1027 гг.
Но, возможно, назвав Болле Боллесона первым вэрингом, Снорри ошибся. Сага о Вига-Стире повествует о вэрингах Гесте и Торстейне. Последний был сыном знатного исландца Стира, которого убил Гест. Начинается охота мстителя
Шведы упоминаются в числе константинопольских вэрингов, наряду с другими скандинавами, но опять же только в сагах, действие которых происходит не ранее первой трети XI столетия.
Со второй половины XI в. термин «варанг» в Византии стал уже чисто нарицательным, потеряв всякий этнический оттенок. Согласно византийским историкам, к этому времени имя варангов было перенесено на жителей Британских островов, преимущественно кельтов-бриттов, которые, спасаясь от религиозных преследований у себя на родине, массами устремлялись в Константинополь.
«Варяжские» наемники (всех национальностей), как правило, принимали в Константинополе христианство греческого образца (православие). Русы, а потом и варанги имели в византийской столице особую церковь, которая называлась Варяжской Богородицей и была расположена при западном фасаде храма Святой Софии. Найдены свидетельства, что она принадлежала Константинопольскому патриархату.
Все это помогает подвести историческую основу под известия древнерусских источниках о Федоре, согласно которым, он долгое время
служил в Византии, где принял крещение, а затем вместе с сыном переехал жить в Киев. Как видим, «докиевская» часть его биографии вполне соответствует историческим реалиям.
История о варягах-мучениках помещена в «Повести временных лет» под 983 г., хотя, вероятно, когда-то она была частью сказания о борьбе Владимира с Ярополком.
По возвращении Владимира из похода на ятвягов, рассказывает летопись, киевляне собрались на вече, и сказали старцы и бояре:
– Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам.
Жребий, брошенный языческими жрецами, пал на Иоанна, сына Федора, юношу прекрасного телом и душою.
Посланники от киевлян пришли на двор к варягу и сказали:
– Жребий пал на твоего сына, выдай его, и мы принесем его в жертву богам.
Варяг отвечал:
– Ваши боги – идолы, вырезанные из дерева человеческими руками, нынче они есть, а завтра сгниют. А истинный Бог – один, который сотворил
Послы поведали обо всем киевлянам. Тогда горожане вооружились и силой вломились на двор к варягу, который вышел им навстречу в сени вместе со своим сыном. Толпа потребовала выдать сына.
– Если ваши идолы – действительно боги, то пусть пошлют одного и возьмут моего сына, – насмешливо ответил варяг. – А вы зачем хлопочете за них?
Обозленные киевляне подрубили сени, на которых стояли отец с сыном, и тяжелые бревна, обрушившись, придавили обоих.
Надо заметить, что богословский спор варяга с киевлянами состоит из общих мест, взятых из современной летописцу антиязыческой церковной литературы. Например, в более позднем летописным рассказе об «испытании вер» (под 986 г.) богословские аргументы «варяга» вложены в уста пришедших к Владимиру папских послов: «вера наша —как свет, кланяемся Богу, который сотворил небо и землю, звезды и месяц, и всякое дыхание, а ваши боги есть древо».
К тому же летописный рассказ противоречит широко известному гостеприимству русов, о котором с большой похвалой отзывались средневековые арабские писатели, и не только они. Вот, например, свидетельство Ибн Русте: «Гостям [русы] оказывают почет, и с чужеземцами, которые ищут их покровительства, обращаются хорошо. Они не позволяют никому из своей среды грабить и обижать таких пришельцев; если кто-нибудь из пришельцев жалуется им на причиненный вред или обиду, они оказывают ему помощь и защищают его». Но ведь киевские варяги – отец и сын – именно и были такими пришельцами, находившимися под защитой закона русского.
Здесь следует обратиться к показанию немецкого хрониста XII в. Гельмольда о человеческих жертвоприношениях главному божеству славянского Поморья Святовиту. Святилище его находилось на острове Рюген, и местные жители (славяне-руги, или ране) «в знак особого уважения… имели обыкновение ежегодно приносить ему в жертву человека – христианина, какого укажет жребий». Эти христиане, приносимые в жертву Святовиту, были захваченными на войне пленниками. О других поморских славянах Гельмольд пишет, что те «приносят богам своим жертвы волами, и овцами, а многие и людьми-христианами, кровь которых, как уверяют они, доставляет особенное наслаждение их богам». Это единственная аналогия обычаю, о котором ведет речь «Повесть временных лет».
Таким образом, вполне вероятно, что сказание о варягах-мучениках первоначально венчало повесть о захвате Киева Владимировыми «варягами». Только они и могли обращаться с захваченным городом и его жителями, как со своей законной добычей: «Это – наш город, мы его захватили…». Среди того «зла», которое, согласно летописи, пришедшие с Владимиром наемники сотворили киевлянам, было, вероятно, и требование почтить «варяжских» богов христианской кровью, как это было в обычае у них на родине.
Конец ознакомительного фрагмента.