Князь Владимир
Шрифт:
– Прекрасно!.. Говорят, ты стал воином, но если кто вот так ломится как медведь через лес…
Он оскалил зубы, хохотал. Еще двое крепких гридней сдержанно смеялись. В руках топоры, длинные ножи. Оба цепко держали дротики и следили за каждым движением пленника.
Владимир плюнул ему под ноги. Слюна была красной, он только сейчас ощутил солоноватый привкус. Варяжко оборвал смех, сказал серьезно:
– Ты в самом деле настоящий воин! Никто бы не смог так долго… Но я знал твои повадки, потому послал за тобой всех, а с собой оставил лишь двоих.
– Но почему здесь? –
В голове гудело, но перед глазами перестало расплываться. Он снова видел отчетливо, а в мышцы возвращалась сила.
– Самое трудное, – объяснил Варяжко. – Ты ж пойдешь самым трудным для нас путем. И я оказался прав!
Один сказал сдержанно:
– Потащим с собой? Или повесим его здесь?
– Проще зарубить, – предложил второй.
Варяжко сказал весело:
– Тиун, которого этот так обидел, умолял доставить сперва к нему. Он там приготовил то ли клещи, то ли длинный кол. Но так как тиун знает, что этот не поедет добровольно, то он ожидает, что привезем… гм… чуток измочаленного.
Дружинник с топором удивился:
– Так чего мы ждем?
Он взмахнул топором, намереваясь ударить плашмя. Владимир быстро достал его ногой в живот, одновременно развернулся и с хряском врубился локтем в раскрытый для крика рот второго. Там захрипело и забулькало. Его хватали за руки, стоял крик и ругань, потом мощно ударили в спину, а следующий удар потряс с головы до ног. Он почти не почувствовал, как Варяжко с силой ударил по лицу, разбив губы.
– Тварь, – сказал Варяжко с отвращением. – Все же сумел…
– Добьем здесь?
– Нет, – сказал он резко. – Теперь я сам хочу увидеть, что сделает с ним тиун!.. Но добавьте так, чтобы уже не смог шевелиться.
Его били ногами, ножнами мечей, он слышал над собой довольное хаканье, а удары подбрасывали над землей. Наконец, уже не притворяясь, он ощутил, как над ним сомкнулась темная вода беспамятства.
И все же сквозь тьму и отупение в теле смутно чувствовал, как волокут по земле, вскидывают на коня. Голова разламывалась, в глазах была кровь. Он цеплялся за ненависть, чуял – она не дает утонуть во тьме. Варяжко не трус, но привел с собой целую толпу. Толпой напали на одного. Нет ничего подлее, чем когда толпа бьет одного. А подлецы не должны топтать ту же землю, по которой ходят отважные.
Они ехали к веси весело, передний затянул песню. В ушах Владимира стоял грохот, на миг потерял сознание, а когда открыл глаза, перед ним вместо каменистой почвы проплывала вытоптанная трава. Рядом покачивается в стремени добротный сапог. Подошва на двойной свиной коже, без каблука, как принято в Киеве, зато шпора как у петуха – острая и с загнутым концом.
Сознание мутилось, но он знал, что, когда привезут во двор тиуна, уже не быть живу. Сапог при скачке задевал по лицу, а руки бессильно болтались рядом. Когда конь проезжал мимо смутно маячившего в темноте бурелома, Владимир схватил сапог обеими руками и с силой воткнул шпору коню в бок. Бедный зверь завизжал, рванулся, будто им выстрелили из гигантской пращи. Владимир свалился, больно ударился о землю, но в два прыжка вломился в кусты, пробежал, хромая и хватая воздух разбитым ртом.
Сзади
Хрипя и сплевывая кровь, он бежал, падал, поднимался и снова бежал. Перед глазами колыхалась кровавая пелена. В голове кровь стучала так сильно, что вот-вот должна брызнуть через глаза и уши. От боли натыкался на деревья, всхлипывал и кривился так, что все лешие разбежались бы в страхе, попадись на дороге.
В боку кололо острой болью, словно там торчал нож. Он невольно хромал, наступая на правую ногу, а когда поднес ладонь к глазам, в слабом свете луны видел, как потемнела от крови. Варяжко – опытный воин и следопыт, почует запах крови, отыщет след и начнет погоню.
Но не среди ночи, сказал он себе мрачно. А многое может случиться между ложкой супа и губами.
Глава 25
Холодная вода реки остудила, а боль от ушибов приутихла. Он долго брел по течению, наконец свалился на мелководье. Тьма снова затмила сознание, а когда очнулся, едва не вскрикнул от ужаса.
По ногам плескала ледяная вода. Прямо перед ним шевелились страшные темные нити, похожие на пальцы мертвяков. Оглянулся, сзади темнели ветви, за ними был слабый мерцающий блеск. Похоже, даже в бессознательном состоянии он еще полз, пока не забрался в укрытие под опущенные к самой воде ветки могучего явора.
Бесшумно пролетела сова, звезды на миг исчезли, над миром стояла торжественная тишина. Спустя долгое время сонно плеснула рыба, и снова тишь. Даже собаки не лают, и, похоже, его уже не станут искать до самого рассвета.
Небо посветлело, край земли заискрился оранжевым. Владимир не видел, как снизу метнулась огненная стрела, но в небе вспыхнуло облачко, сперва краешек, затем занялось целиком.
Он осторожно поднялся из лопухов. Угрюмый бревенчатый сруб, в таких держат полон, темнеет как огромная глыба на той стороне улицы. Далеко прошла заспанная баба с ведрами на коромысле, у колодца еще две – размахивают руками, смеются, платья будто корова жевала, а из-под платков выбиваются спутанные руками дружинников волосы. Владимир неслышной тенью перебежал открытое место, громко постучал в дверь. Послышались неторопливые шаги.
– Кто там?
– Открывай скорее! – крикнул Владимир с нетерпением в голосе.
– Кому? – потребовал страж.
– Владимиру, конечно! – крикнул он с еще большим нетерпением.
По ту сторону ахнули, звякнуло, словно страж уронил ключи. Потом заскребло по железу, а голос взволнованно бормотал:
– Не может быть!.. Быть такого не может…
– Может, – рявкнул Владимир, – открывай быстрее, улитка!
– Отпираю, отпираю… Руки трясутся, будто курей крал. Вы там глядите, чтоб не ушел! Говорят, зверь лютый, почище василиска заморского.