Князь-волхв. Тропа колдунов. Алмазный трон (сборник)

Мельников Руслан Викторович

Угрим отступил в сторону и поднял факел повыше. Теперь свет упал на дверь, являвшуюся, по всей видимости, входом в залу. Собственно, самой двери как таковой не было и в помине: она давным-давно сгнила. Остался только широкий дверной проем, тоже наглухо заваленный камнями и глиной.

– Уцелел только тронный зал, – зачем-то объяснил Угрим. – Все остальное порушено и засыпано.

– Уцелел или раскопан только он? – осмелился уточнить Тимофей.

– Раскопан, – усмехнулся князь, – потому что уцелел. А почему уцелел, знаешь?

Тимофей мотнул головой.

– Весь

этот зал пропитан силой Черной Кости. И сам зал, и подземелье, из которого мы спустились. Когда-то оно было верхней надстройкой Кощеевой цитадели. Теперь это потаенные нижние ходы Острожца, о которых не известно никому, кроме меня. Ну, и тебе вот тоже, – добавил Угрим.

И, чуть погодя, продолжил:

– У этих древних стен есть одно полезное свойство. Они удерживают в себе навью силу, не выпуская ее вовне, если это не нужно. Здесь, в зале и в подземелье над ним, я могу не опасаться, что магия Кости будет замечена другими посвященными. До тех пор, разумеется, пока результат магического действа не распространится за пределы Кощеевых чертогов.

– А где же сама Кощеева Кость? – Тимофей тщетно пытался разглядеть хоть что-нибудь за границей светового круга, очерченного факелом в руке Угрима. – Где его тулово?

– Там, – Угрим шагнул к центру залы.

Свет бездымного факела оттеснил тьму, и в тот же миг во мраке словно вспыхнуло ответное пламя. Разноцветное, переливчатое, холодное. Массивное сооружение, сложенное из неподвластных времени граненых адамантов, отражало факельный огонь так, что резало глаза. Вековая пыль, казалось, вовсе не липла к драгоценным каменьям – как на подбор крупным и необычайно чистым.

Такая груда ТАКИХ самоцветов, наверное, не снилась ни татарскому хану, ни латинянскому императору. Такая груда сама по себе – великое сокровище. Однако то, что крылось в ней…

В огромной – более чем в два человеческих роста – сияющей конструкции Тимофей распознал покосившийся адамантовый трон. Он не был внесен и поставлен в залу. Он словно вырос прямо здесь, поднявшись из-под земли. У трона отсутствовали передние ножки, подлокотники и изголовье, вырванное из широкой спинки. Зато в самом его центре бугрился яйцевидный предмет, намертво вплавившийся в гладкую, выложенную алмазами поверхность. Знакомый предмет, под прозрачной коркой которого темнело…

Угрим поднес факел ближе.

Костлявое тулово навьей твари оказалось столь же усохшим, как и ее десница. Кощей был гол, словно дикий зверь. Взгляду открывался каждый сустав скелетообразного тела. Сквозь впавший, буквально прилипший к спине живот отчетливо проступал позвоночник. Из-под сухой потемневшей кожи выпирали истонченные ключицы и ребра. Ничем не прикрытый, да и не нуждавшийся уже в этом, практически неразличимый срам провалился в тазовые кости. Жутковато смотрелись аккуратные срезы на плечах, бедрах и шее – там, где прежде были конечности и голова.

– Когда Кощея обезглавили и четвертовали, один из Шестерых занял его цитадель и владел Черной Костью здесь, – пояснил Угрим.

Тимофей мысленно прикинул размер и вес самоцветного трона, сросшегося с Кощеевыми останками. Понятно, почему

здесь… Не очень-то и потаскаешь за собой такой магический артефакт.

– Ну что, налюбовался? – спросил Угрим.

* * *

Они поднялись из тронной залы. Задвинув вход плитой, Угрим оставил яйцо с Кощеевой десницей стоять на каменном люке. Из ниши князь вышел после Тимофея, пробормотал неведомое колдовское слово и повел рукой по воздуху.

Ниши не стало. С сухим треском и слабым шорохом осыпающихся земляных ручейков сверху опустился каменный полог. Сплошная кладка, которой не было прежде, заслонила и Черную Кость, и вход в Кощеевы чертоги. Надежно так заслонила… Что-то подсказывало Тимофею: эту стену не взять ни зубилом, ни огнем, ни водой, ни тараном. Сильным колдовством только.

– Ну что, пора выбираться наверх? – рассеянно сказал Угрим, задумавшийся о чем-то своем. – Что хотел, ты узнал. И даже более того. Здесь нам делать нечего. Вот разве что прибраться немного…

Угрим бросил взгляд на Тимофеева гнедка. Двинул ладонью, шевельнул губами. Неподвижная конская туша с переломанными ногами и свернутой шеей начала погружаться в пол. Мертвый конь под седлом и в полной сбруе уходил в плотную как камень землю, словно в зыбучий песок.

И ушел, сгинул. Будто не было его тут.

– Куда ты его, княже? – хмуро спросил Тимофей. – В Кощееву залу?

– Нет, Тимофей, нет. Туда так просто не спуститься. Туда ведет лишь один ход, и ты его видел.

Угрим повернулся к лошадке Бурангула. Низкорослая мохнатая кобылка почуяла неладное и тревожно заржала. Попятилась. Провалилась по колено в разверзшуюся под копытами твердь. Дернулась было в сторону и сразу же увязла по брюхо. Яростно забившись, ушла по грудь. Потом – по шею… Последнее отчаянное ржание-вскрик оборвалось фырканьем и хрипом: несчастная животина захлебнулась сыпучей землей.

Степную лошадку Угрим схоронил заживо. Быстро, деловито, без жалости.

– Все равно наверх ей с нами не подняться, – пояснил князь-волхв, поймав взгляд Тимофея. – Не протиснется в подвальных проходах детинца. Да и ни к чему выводить отсюда лошадь. Не нужно, чтобы в Острожце видели татарскую конягу. Мысли всякие возникать начнут, слухи поползут. А слухи, Тимофей, дело такое – за ними не уследишь. Просачиваются слухи-то. И мало ли куда дойдут.

«Так бы сразу и сказал», – подумал Тимофей, глядя, как подрагивающий, будто кисель, земляной пол вновь обретает былую твердость.

Угрим широко взмахнул рукой. Разом погасли все факелы, кроме одного – горевшего в княжеской руке.

– Погоди, княже! – Тимофей, спохватившись, оглянулся на Бельгутая. – А он?

Ханский посол по-прежнему висел в воздухе с поджатыми ногами и занесенным ножом.

– Ничего с ним не станется, – отмахнулся Угрим. – Я же сказал: этот татарин мне нужнее живым. Как понадобится – сниму заклятье. А пока в нем нужды нет – пусть висит. Идем.

Князь вышел из подземной залы сам и повел Тимофея по широкой извилистой галерее с редкими ответвлениями тесных боковых ходов. Шли недолго. Угрим остановился у глухой стены.