Княжич, князь
Шрифт:
Отец Паисий покачал головой:
— Новоримской или какой-то иной — здесь достоверно не дознаться. Ни этого, ни имён мастера с его заказчиками. Благородного Маркуса Аквилейского навестить бы — столько лет не виделись. Да и должок за ним имеется.
— Хочешь ехать?
— Не хочу, отец игумен, — надо.
— С этим не поспоришь. И как всегда, один?
— Как всегда. Поздно мне привычки свои менять.
Они взглянули друг другу в глаза.
— Ну что ж… Тогда загляни к писарю отца благочинного — он
— И тебя такоже, отче. Теперь о другом: Ворон по-прежнему не желает, чтобы его увидели рядом?
— Говорит, еще слишком рано.
— Пожалуй. Ему лучше знать, когда придет время явить им себя. А ты напоследок вот что и сам послушай, и Димитрию с отцом Власием передай непременно…
Глава V
— Все-таки в возке вам, отец игумен, и покойней было бы, и приличней — право слово! Уж и кони запряжены, и возницею — брат Косма. А уж он-то правит до чего знатно — ну ровно кормчий лодией речною!
Отец благочинный подчеркнул привлекательность своего предложения умильными интонациями вкупе с необычайно плавными движениями ладони.
— Так что ж: благословите поклажу перенести, отец игумен?
И выжидательно склонил набок голову, изъявляя готовность перейти к немедленным действиям. Не касаясь стремени, отец Варнава вскочил в седло, повел плечами:
— Втуне витийствуешь, отец Лавр. Состарюсь — тогда в возок и пересяду. А до той поры не желаешь ли — послушание тебе определю самому в нем кататься? Пристойно, благолепо. Ровно в лодии по реке. Заманчиво же, верно говорю?
Отец благочинный только горестно развел руками.
— С Богом! — отец Варнава широким знаком креста осенил своих спутников, провожающих и дорогу перед собою. Послушники развели в стороны огромные дубовые вратницы. Под колокольный звон, полагающийся по уставу при оставлении настоятелем обители, четверка всадников покинула ее стены.
Раннее безоблачное утро обещало перейти в погожий денек. Кирилл выпустил поводья, с удовольствием раскинул руки навстречу свежему летнему простору и неожиданно для себя широко, до слез, зевнул.
— Что: поздно вернулся, княже? — поинтересовался отец Варнава.
— Нет, отче. Выспался я.
— Ишь ты. А вот мне в молодости никак не удавалось. Одна краше другой — выспишься тут, как же. Шучу, шучу. Этой ночью ничего страшного или дивного не снилось?
— Нет, отче.
— И славно. Забыл сказать: отец Паисий на некоторое время отлучился из обители, так что письменные изложения и видений своих, и всего прочего отныне мне на стол класть станешь.
— Да, отче. А можно ли узнать, куда это он так спешно отправился?
— Разумеется, можно, —
Кирилл смутился.
— Не обиделся ли ненароком? Нет? И правильно. Конёк-то твой как тебе?
— Послушливый вроде.
— Так ведь монастырский же.
Дорога тем временем нырнула в лес. Мягкие удары копыт стали звучнее.
Кирилл вздохнул:
— И мой Медведко — до чего ж смирный да ласковый гнедой был! Из ручницы его подо мною тогда…
— А вот уж и оно сейчас покажется — то место, где вы бой приняли. С коня сойти не пожелаешь?
— Зачем, отче?
— Да мало ли? Осмотреться, вспомнить.
— Н-нет, отче.
— Ну, как знаешь.
Отец Варнава тронул поводья, присоединился к келейнику впереди. Покосившись на полянку по левой стороне, Кирилл перекрестился. Сзади подъехал и поравнялся с ним брат Иов:
— Слышал я, ты соглядатая почуял да высмотрел тогда?
— Ага, удалось приметить, даже и сам не знаю, как. Помнится, полный доспех тарконский был на нем да еще и плащ темный поверху… — он обернулся и помахал назад: — Чуть поодаль той поляны орешник начинается, там этот соглядатай и прятался.
— Его ты почуял, а засаду — нет. Отчего так?
Кирилл свел брови, припоминая:
— Ко мне как раз десятник Залата подъехал — ну вот как ты сейчас — да точно так же разговор завел.
— Десятник Залата? — переспросил Иов безразлично. — И о чем говорил?
— Не припомню в точности. Просто какие-то дорожные праздные речи. А что?
— Праздные речи… — опять повторил Иов. — Да так, ничего.
Ближе к полудню лес кончился, и дорога побежала дальше, теряясь в степных просторах.
— А припекает-то уже знатно! — отец Варнава сбросил с себя дорожную куртку сыромятной кожи и закатал до локтей рукава рубахи. Кирилл с братиями охотно последовали его примеру.
— Где-то через часок к ручью подъедем, там и полдничать будем.
Дорога стала взбираться на пологий холм, ветер донес запах дымка. В долине подле небольшой рощицы стоял белый шатер в окружении серых войлочных. У костров сидели полянские воины. Один из них поднялся на ноги, всмотрелся из-под руки. Затем прыгнул в седло и направился наперерез.
— Да будэт пут’ ваш легок и успешен! — прокричал он, осаживая коня. — Во имя Всемилостивого прошу почтэнных путников исполнит’ закон гостеприимства!
— Исполним с благодарностью, — кивнул настоятель.
Всадник развернулся и поскакал назад.
В навершии центрального столба белого шатра колыхался на слабом ветерке двухвостый малиновый стяг с золотым пардусом.
— Менгир-хан? — проговорил с некоторым удивлением отец Варнава.
— Слыхал я о нем частенько, хоть и не видел никогда, — добавил Кирилл. — Он давний побратим отца моего.