Княжич, князь
Шрифт:
— Незадолго до полуночи прибыл гонец. Был принят немедля князем Иоанном. Разговаривали наедине либо час, либо чуть более. По завершении быстро отбыл. Как потом узнал я, не в обратный путь отправился, а по дороге к Заболони. Князь же отдал наказ спешно выступать на Белецк.
Кирилл приподнял руку, останавливая его. Уточнил для себя:
— Насколько мне ведомо, вестник всегда просто вручает послание — и всё на том. Ну разве, добавит кое-что устно. Поправь меня из опыта своего, сотник: часто ли
— Не припоминаю такого, княже.
— Я так и думал. Значит, отец целый час беседует с гонцом и только после того отдает спешный наказ. Не сразу, как должен был сделать это, узнав самое главное. Любопытно.
Сотник молча и еле заметно подернул плечами: мол, мне ли судить о том.
— Ну ладно. А не поведаешь ли, что за срочная нужда оказалась там в таком количестве ратных людей?
— Открою только, что еще на подъезде к городу встретили нас. Кто именно и что было дальше, мне говорить не вольно. Уж не взыщи, княже.
— Дело Государево? — предположил Кирилл.
— Не впрямую так, но что-то близ того.
— Понятно. Далее расспрашивать тебя теперь не вольно мне. Старосто Троицкого посада, здесь ты?
— Здесь, княже, — наклонил курчавую, с легкой сединой голову человек в узорчатом дэгэле полянского покроя.
— Не знал тебя прежде в лицо, так что не прими за обиду.
— Как можно, княже!
— Яви милость, расскажи-ка мне еще раз всё с самого начала: как нашел ты всех… наших, что делал перед тем да после того. В подробностях. Прошу, начинай.
Глядя в глаза старосте и время от времени поощрительно кивая, Кирилл выслушал в основном известный ему рассказ о том, что в среде посадской общины возникли некие нестроения, даже раздоры, за окончательным разбором которых он, как староста, и порешил обратиться напрямую ко князю-батюшке. Дальше в малейших деталях перечислялись также известные Кириллу обстоятельства: как после утренней службы подошел он к воротам, как долго стучал, а ему не отвечали, как потом его помощник перелез через ограду и отпер ворота изнутри, как вошел он во двор и так далее и тому подобное.
Завершив свое повествование, староста с легкой растерянностью развел руками, показывая, что стало быть, это уже всё, княже.
— Благодарю, почтеннейший! — наконец-то отозвался Кирилл, до этого по-прежнему продолжавший молча смотреть ему в глаза. — Переспрошу для себя: значит, обнаружив первые же тела, ты тотчас приказал вновь запереть ворота, а поставленные тобою люди больше не впускали во двор никого?
— В точности так, княже.
— Добро. Донесение игумену Варнаве было составлено и писано тобою?
— Да, княже, самолично. Как оно говорится, собственною вот этою рукою своею.
В доказательство староста приподнял повыше и продемонстрировал присутствующим
— Вижу и разумею, — нейтральным тоном засвидетельствовал Кирилл. — Дозволил мне тогда отец настоятель ознакомиться с тем письмом. Память имею отменную, так что запомнил почти дословно. Данный рассказ твой был ну в точности по нему. До чего ж занятно выходит!
Староста смешался:
— Княже, так ведь оно… Так ведь и там, и тут мои слова и были! Чего ж иных каких еще приискивать-то?
— Ну да, ну да… Сейчас обращаюсь ко всем домашним и дворовым: ведаю, что посланники отца Варнавы давно уж опросили тех, кого нужным сочли. Но может, за прошедшее время кто-то вдруг вспомнил то, на что раньше внимания не обратил. Что-то необычное, странное; чьи-то слова, поступки и прочее такое.
— Не обессудь, княже, — подавшись вперед, сказал дядюшка Тит, — но нынче здесь только новые люди. Из прежних никого не осталось, знаешь ведь. Да и меня самого тут такоже не было б, кабы не гостевал я о той поре у братанича своего.
Теперь, как и перед этим староста, смешался Кирилл. Еще раз обежал взглядом всех присутствующих, опустил глаза:
— И то верно. Отчего-то вовсе из головы вылетело. Да и в лица я ведь раньше как-то не очень… — выдавил он с неловкостью и заставил себя произнести уже твердым голосом: — Выходит, люди добрые, что понапрасну оторвал я вас от дел ваших. Уж простите меня.
Конюший тиун, старший кухарь, а вслед за ними прочие дворовые и домашние слуги на разные лады загудели, дескать, «это ништо», «как можно, княже», «да нешто мы несмысленные какие» и тому подобное.
Кирилл остановил их очередным поднятием руки. В быстро наступившей тишине продолжил:
— Пойдем далее. Еще ведомо мне, что все погибшие были отравлены неким неизвестным ядом. Дядюшка Тит говорил, что поэтому даже прощались с ними при закрытых гробах. Ибо тела слишком быстро вид приобрели такой… такой, что…
— Боле не надобно бы об этом, княже, — мягко попросил ключник. — Тебе и без того ведь…
— Ладно, ладно. Не буду.
Кирилл почувствовал, как в обоих висках потихоньку застучала скровь, а в кончиках пальцев забегали колкие мурашки.
— Старосто! Послание отцу Варнаве передавал твой помощник?
— Верно, княже.
— Здесь он, этот помощник твой?
— Здесь, княже! — заметно волнуясь, с почтительным покашливанием наклонил голову сидевший рядом человек. Кирилл мимоходом отметил изрядное внешнее сходство обоих.
— По должности своей я помощник старосты нашего, по крови же — братец родный. Младший, кхе-кхе… — пояснил он, подтверждая княжье наблюдение.
— Теперь хочу послушать тебя. Не бойся, если в чем-то и повторишься. Прошу!