Княжич, князь
Шрифт:
Их взгляды встретились. Кровь в висках Кирилла запульсировала сильнее, в ушах возник тонкий, на грани слышимости, комариный писк. Слегка напряженная доселе фигура помощника заметно обмякла, лицо разгладилось, а речь его зазвучала вдруг с какой-то неторопливой покойностью и размеренностью:
— Да, княже… Стало быть, в тот же день я гонцом и был отправлен… Одвуконь, с заводным, чтобы отдыхать в пути пореже, чтобы скорее оно… Вещей да харчей при себе имел весьма немного — в одну суму всё и вошло, — чтобы коня зазря не томить, чтобы
— Что-что? Какой такой сосудец с ядом? — недоуменно переспросил Кирилл.
В наступившей тишине раздался чей-то тяжелый вздох, больше походивший на стон.
— Уж ты прости нас всех, княже… — с глухим отчуждением проговорил ключник. — Хотели как можно меньше боли тебе причинить. Потому и порешили умолчать о том. Наша вина.
— Да ладно. Я всё понимаю. Погоди-погоди… Нет, ничего не понимаю! А откуда же он вдруг взялся-то, яд этот? Отравитель, что ли, поделился?
Дядюшка Тит медленно и угрюмо помотал головой:
— Не знаю, княже. Отравитель ли, иной ли какой доброхот — не знаю. Э… В той суете, что сразу учинилась, окликнул меня некий человек, сунул в руки склянку — и всё.
— И ничего не сказал при том, не пояснил?
— Ну… Да, сказал, дескать, это образчик того самого яду, которым и были отравлены… все наши…
— А что за человек?
— Внове не знаю, княже. О Господи… И никто не знает, никто. Не видели его доселе. Ну и после он тут же исчез — прям’ как сквозь землю провалился. Такая вот беда, что поделаешь.
— А я внове ничего не понимаю, дядюшка Тит. Не по-ни-ма-ю! — почти прокричал Кирилл.
В его голове опять услышался голос Белого Ворона:
«Но если кто-то солжёт тебе — как распознаешь? Что станешь делать тогда?»
— Ладно, — сказал он неожиданно спокойно. — Не понимаю и не надо. Всё, хватит с меня. На этом и закончим, дорогие мои. Теперь приглашаю всех к поминальной трапезе. Дядюшка Тит! Будь добр, кликни прочих наших, кого здесь на было. А отец Нил уже прибыл? Вот и хорошо, зови и его — пусть вначале отслужит литию.
Он рывком покинул отцовское кресло, присутствующие поспешили подняться вслед за ним.
Еще в конце вчерашнего дня Кирилл очень и очень настоятельно попросил, чтобы утром его с братом Иовом не провожал никто. Кроме, конечно же, неизбежного дядюшки Тита.
Он обвел взглядом пустой двор (даже стражники благоразумно схоронились на время в своей сторожке у ворот), кивнул с сумрачным удовлетворением. Брат Иов уже молча поджидал в седле.
— А может, все-таки останешься, княже? — опять повторил ключник. — Хоть на денёк-другой.
— Дядюшка Тит! — бесцветным голосом произнес Кирилл, ставя ногу в стремя. — С самого пробуждения ты раз за разом спрашиваешь меня одно и то же. А я тебе на то такоже раз за разом отвечаю «нет».
— Не серчай, княже, — тихонько попросил ключник. — Пожалуйста!
— Я не серчаю. Всё на этом, оставайтесь с Богом…
Пока оба всадника не скрылись за углом, дядюшка Тит продолжал смотреть им вслед. После того горестно покачал головой и приказал запирать ворота.
Низину Гурова заливал туман. Отдельные длинные космы его лежали по всему Старому городу, дотягивались даже до объездной дороги, ведущей прочь от отчего дома. На противоположном берегу туманного озера у вершины холма смутно виднелась неровная бахрома кладбищенских деревьев. Кирилл разглядел на ее краю силуэт церквушки, перекрестился, обронив:
— Знаешь, Иов, а вот теперь я точно знаю, что возвращаюсь домой.
— Как скажешь, княже, — бесстрастно отозвался инок.
Впереди улицу пересекал очередной сгусток тумана, из которого навстречу им выступили трое наездников в легких кожаных доспехах. Остановились в ожидании.
— Князь Ягдар! — окликнул один из них. — Мне с тобою поговорить надобно. Недолго.
— Кто такие? — перебил его брат Иов. — Назовитесь!
— Давай-ка, княже, отъедем в сторонку, — как ни в чем не бывало продолжал неизвестный. — А ты, иноче, голос свой не возвышай, не твое это дело.
— И то верно, — с неожиданной легкостью согласился брат Иов. — Сейчас узнаем, чье оно.
Быстро нарастая, сзади приблизился густой копытный топот. Из тумана за их спинами появились конные латники вперемешку со стрельцами в синих кафтанах. Последние резво спешились. С дружной деловитостью зажужжали взводимые колесцовые замки винтовальных пищалей.
Желавший поговорить делано рассмеялся:
— Ух ты! Так ведь и у нас самих люди еще найдутся! Погодите-ка, почтеннейшие…
С этими словами он быстро вложил в рот указательные пальцы обеих рук и издал всамделишный разбойничий свист.
Торжествующая ухмылка продержалась на его лице недолго, сменившись вскоре выражением растерянности: прибывающие со всех сторон люди явно оказались не теми, которых он ожидал.
Полянские воины — и верховые на своих низкорослых юрких лошадках, и пешие — одновременно притекали с обоих направлений дороги, появлялись из близлежащих переулков, просачивались сквозь строй латников и стрельцов в синих кафтанах.
Трое зачинщиков этого локального столпотворения оказались в плотном кольце полян, которые осыпaли свою донельзя перепуганную добычу традиционными воинскими насмешками, скалили зубы и делали всевозможные утрированно угрожающие жесты.
В толпе, посреди которой пребывали Кирилл с братом Иовом, было немного посвободней. К ним протолкался полянин в доспехах от хорошего мастера, доложил:
— Я — юзбаши, то есть сотнык Ордабай. Конязь Ягдар, Менгир-хан прислал тэбэ своих людэй. Что прикажешь дэлат’ с нашими плэнныками?