Княжич, Который Выжил
Шрифт:
Направляюсь к склепу Эриксона. Эриксон — мой друг, боевой товарищ. Именно здесь, в глубине его усыпальницы, я оставил то, что мне нужно.
В кладке нахожу нужный камень-рычаг, нажимаю. Приходится поднапрячься, все же сил маловато. Тихий скрежет, камень медленно сдвигается, открывая проход. Внутри пахнет сыростью, пылью и застывшим временем.
Проходя мимо саркофага, провожу пальцами по холодному камню. На крышке выцветший герб.
За саркофагом нажимаю ещё один рычаг обеими руками, стена чуть отходит в сторону, и из ниши
Перед поездкой мама дала мне нечто похожее, но эта штука гораздо ядренее. Мама у меня умная, без вопросов, но всё же ацтеки были одним из древнейших государств. Пока я их не уничтожил.
Выпиваю ровно половину. Вкус горчит, отдаёт металлом. Почти сразу по телу проходит волна энергии. Атрибутика вспыхивает. В ядре что-то ломается — но не разрушается. Становится гибче, податливее. Магия внутри раздувается, растёт, но я сдерживаю её, не позволяя вырваться наружу в виде Разрушений. Неподконтрольный выплеск может убить меня.
Склянку со второй половиной убираю в карман. Для Ксюни. В нынешнем возрасте мне с лихвой хватит половины.
Я выхожу из склепа. Перебираюсь обратно через ограду. Стормхельм ночью живёт особой жизнью. Улицы полны людей, светятся вывески, по переулкам разносятся обрывки разговоров, музыка из баров.
И вдруг замечаю странного человека. На первый взгляд — обычный винландец: блондин, средний рост, стандартная одежда. Но что-то не так. Рваный шрам на щеке с характерным рубленым следом, стеклянный глаз.
Меня пробирает ледяной холод. Я знаю, кто он. Ярость сковывает челюсть, сердце глухо толкается в грудной клетке, будто пытаясь вырваться. Немудрно. Всё верно. Этот пепельный блондинчик со шрамом — мой заклятый враг.
Держась на противоположной стороне улицы, начинаю следить за блондином, стараясь не выходить из тени. Он не спеша заходит в бар «Браги». Я узнаю это место. Хорошее было заведение. Прошло двадцать лет, а внутри, судя по вывеске и запаху из приоткрытой двери, почти ничего не изменилось. Что ж… Надо заглянуть.
Как только я переступаю порог, все пьянствующие мужики замирают и вылупляются на меня с удивлением. Тут явно не привыкли видеть столь молодых посетителей. Но мне плевать.
Невозмутимо взбираюсь на высокий стул у свободного стола, усаживаюсь, лениво болтаю ногами, не доставая пола. Не проходит и пары секунд, как ко мне подходит бармен — хмурый, массивный, с добела вытертым полотенцем на плече.
— Слушай, малец, кафе-мороженое за углом.
Я спокойно достаю деньги — мама всегда даёт с запасом — и небрежно кладу на стол.
—
Бармен фыркает, скрещивает руки на груди.
— Знаешь наш фирменный крафт? — он прищуривается. — Согласен, дедовский Дилснер — шедевр, но ты маловат пить. Хотя бы было тебе десять….Могу дать безалкогольное. Пососешь и топай отсюда.
— Ладна, сойдёт, — жалко, конечно, но так-то я пришел не за выпивкой.
Бармен забирает деньги и уходит к стойке. Через минуту возвращается с кружкой пенистого и тарелкой перченых сухариков, ставит передо мной.
Попивая лимонад, оглядывая зал. Блондин с рубцом сидит в дальнем углу, один, не разговаривает ни с кем. Но он не единственный, кто привлекает моё внимание. В другом конце зала я замечаю мужчину из клана Исаэт. Ну, это уже интересно.
Я беру кружку, спрыгиваю со стула, неспешно прохожу через зал и сажусь напротив него.
— Пивет. — Я улыбаюсь. — Что же делает член клана Исаэт в этом бале?
Тот тут же напрягается.
— Малец, с чего ты взял, что я из клана? — подозрительно хмурится Исаэт и уже готов тянуться за спрятанным оружием в кармане. Наверняка, нож.
Я лениво делаю глоток, потягиваю безалкогольный напиток.
— У тебя халактелная обувь. Кожа синих овцебыков. Натулальная. Её могут себе позволить либо самые богатые, либо те, кто связан с Исаэт. На своих они не экономят.
Член клана недовольно морщится.
— Слушай, мальчик, ты слишком много знаешь. Проваливай.
Но я только улыбаюсь.
— Велно — я много знаю. А еще знаю, что ты ищешь ацтека.
Он резко замирает.
— Откуда? — еще немного и неважный шпик меня прирежет. Ну да, узнаю Исаэт. Для них жизнь ребёнка — не причина срывать операцию.
Расслабленно ожимаю плечами.
— Потому што я вижу его. И вижу тебя, пытающегося шифловаться. Значит, ты его ищешь. Только не находишь.
Член клана напрягается ещё сильнее, оглядывает зал, наклоняется ко мне:
— Ладно, малыш, шутки кончились. Кто из них ацтек?
Ага, заинтересовался.
Я не торопясь допиваю остатки напитка.
— На тли часа. Онь. — Ровно на три часа от меня — за столиком у окна — сидит блондин со шрамом.
Член клана хмурится, изучающе смотрит на меня.
— Почему ты так решил, малыш?
Я вздыхаю, будто мне лень объяснять очевидные вещи.
— Видишь его шлам? Это след от кинжала текпатль. Такой нож делают только из обсидиана. Полезы халактельные — лваные. Его используют ацтеки в литуальных боях — только следи своих. Чужаков им не лежут.
Член клана Исаэт смотрит на меня растерянно, глаза метаются. Затем он быстроо бросает взгляд на блондина. Мгновение — и решение принято. Я видел, как он раздумывал схватить меня, да допросить, но передумал. Малейшая шумиха — и блондин сорвётся. А он, судя по всему, куда нужнее Исаэт, чем непонятный карапуз.