Шрифт:
I. Господарский дом
1.
Деревянный пол отдавал могилой и мраком. Зулейка лежала в углу, свернувшись в комок, и отказывалась верить. Сколько дней уже прошло с тех пор, когда отец привёл её в дом господаря–чародея? Конечно же, он пообещал вернуться за ней. Казалось, совсем недавно Зулейка видела его у ворот. Она ждала – выходила каждое утро во двор. Иногда приходилось видеть, как прилетает ворон. Это был сам господарь. Поначалу Зулейка пряталась в тени деревьев – потом перестала. Пусть знает, что она покинет это место. Знал бы кто, сколько раз ей приходилось убеждать себя!
Правда оказалось
На рассвете господарь выпустил её, позволил поесть и даже отдохнуть, держа ладони в холодной воде. Тогда она прочла в его глазах холодное одобрение. Большего от него не следовало ожидать. В такие моменты Зулейка молила всех богов, чтобы отец вернулся как можно скорее. В своих снах она видела, как он убивает коварного чародея и вызволяет их всех.
– Зря надеешься, – бросил Лыцко, когда сонная Зулейка сидела у ворот. – Он тебя продал. Всех нас продали.
– Ты врёшь! – она замотала руками, не желая слушать. – Ты ничего не знаешь!
Зулейка бежала в комнату с горькими слезами. Она не желала слушать Лыцка, глупого Лыцка, который год назад попытался сбежать из господарского дома и был пойман. Чародей запер его в дальней комнате на целую седмицу. На восьмой день он пришёл на завтрак побледневшим и изнурённым, а господарь… Господарь вкрадчивым голосом попросил никого не покидать дом без его ведома.
Тогда Зулейка сделала самый решительный и смелый поступок. Она отправилась к чародею и попросила.
– Я ненадолго, – она сжимала пальцы изо всех сил, – мне нужно лишь проведать родителей и…
Договорить Зулейка не успела – чародей расхохотался, а затем показал ей расписку. Ту самую, где её отец отказывался от прав на свою дочь и передавал её в полное владение чародею. Она словно онемела и умерла одновременно. Даже не помнила, как захлопнула дверь с извинениями и побежала в комнату.
Больше Зулейка не выйдет к воротам. Ни завтра, ни послезавтра, ни через вторую седмицу. Она продолжит спокойно служить господарю и работать с пламенем и камнем. Обязательно выучит новое заклинание, и не одно. Но не сейчас.
Спина сгибалась пополам, и казалось, что весь мир предал её. Эта комната была удивительно похожей на три могильные доски. Обычно в ней было шумно – Зулейка жила вместе с Лыцком и Мареной, но они оба находились на занятиях. И хорошо. Пусть Лыцко сколько угодно болтает с колодезной водой, а Марена – с ветрами. Лишь бы только не вернулись пораньше и не обратили на неё внимания.
Зулейка глотала собственные слёзы, мысленно возвращаясь в злосчастную господарскую комнату. А ведь ей твердили с детства: будь послушной, не перечь старшим. Она, конечно, не была главной красавицей, но и замуж её выдать вполне могли, хотя бы за пастуха.
Такой её застала вернувшаяся Марена. Сперва она звала Зулейку по имени, а потом достала из их общего тайника палёную воду и заставила её пить.
– Тише–тише, – приговаривала мягким голосом, – успокойся и усни, всё пройдёт.
Да, пройдёт. Станет прахом и улетит на крыльях. Так же, как хотелось ей.
2.
Лыцко никогда не был на хорошем счету у господаря. Он не любил ни его, ни людей, которые сперва относились к нему с отвращением, а после и вовсе обменяли на пять коз. Шутка ли? И смешно, и грустно. Но унывать было некогда. Чары не ложились ему в руку сами, они вообще не особо хотели ложиться – приходилось даже ночью сидеть у колодца и всеми мольбами–проклятьями заговаривать воду. Впрочем, даже ему иногда везло и заклинание удавалось с первого раза. Сейчас – с четвертого, тоже неплохо. Наблюдавший за ним господарь хмыкнул, развернулся и пошёл прочь. Это было скупое одобрение.
Лыцко знал: чародей не любил их. Он слишком неохотно делился знаниями. Оттого парень вечно задавался вопросом, зачем великому господарю так усиленно вбивать в них колдовство? Господарь ценил своё ремесло превыше всего, а они… Находились где–то внизу. Эта неясность не давала ему покоя. Можно, конечно, спросить, но вряд ли господарь скажет правду. Он держа их в строгости и страхе, взваливая тяжёлую ношу, которая была дорога ему самому.
Парень собрал обереги, стоявшие у края колодца, и пошёл в дом. Их всех ждал сытный, но почти безвкусный обед. Чародей не баловал их вкусностями, но и не держал на грани голода, всегда повторяя, что им нужны силы. Как же лицемерно это звучало! Ведь если заклинание не будет получаться – тебя тут же запрут на чердаке без еды. И спасайся как хочешь.
Лыцко сглотнул. Он хорошо запомнил ту седмицу. Голодный, готовый убить за кусок хлеба, он сидел во мраке и чувствовал, как что–то подбирается к нему всё ближе. Казалось, вот–вот – и придётся жадно впиться в собственное запястье. К счастью, господарь вызволил его намного раньше. Чародей тогда произнёс одну–единственную фразу:
– Больше не убегай.
Лыцко и не собирался. Он уже понял, что не нужен своим. Там его не примут, а здесь… Здесь хотя бы есть крыша над головой, еда и хоть какое–то, но ремесло. Не самое худшее из тех, что есть на свете. Этого было достаточно, чтобы остаться.
Иногда он ловил себя на мысли, что очень завидует Зулейке. Наивной и глупой – но у неё хотя бы осталась надежда. Он видел, как она одевалась и уходила каждое утро. А ещё пытался сказать ей правду, но Зулейка не верила.
– Оставь её в покое, – однажды бросила Марена. – Она сама поймёт со временем.
Марена была иной. Она занималась спокойно и размеренно, с детства зная, кто она такая и что делает в господарском доме. И – единственная, кто неустанно благодарил чародея за знания. Другие за это её не любили. Считали, что подлизывается. Марене было всё равно – она лишь видела, насколько тяжело даётся обучение господарю. Как будто что–то дорогое отрывается от его сердца.