Княжич Юра

Француз Михаил

Но, как же так, а? Как же так? Ведь, только-только начала жизнь налаживаться, закручиваться, успокаиваться, интересно стало… Хотя, интересно оно и до того было. Каждый день было. Как же может не быть интересной вторая, дополнительная жизнь? Да ещё и в таком волшебном мире…

Волшебство… Дар… что я волшебного успел увидеть? Такого, чего в мире писателя… в этом мире. Нет больше никакого «мира писателя» и «мира Княжича». Есть один мир — этот. Что я успел увидеть своими глазами, а не на мониторе компьютера или экране моей крутой, огромадной настенной плазмы, чего никак, никогда, ни при

каких обстоятельствах, не увижу в мире этом? Просто, потому, что здесь этого нет, не существует и существовать не может?

Я видел Огонь. Я видел струю пламени-плазмы, которую держал в своих голых руках человек. Держал и бил ей, как факелом огнемёта в другого человека, пытаясь сжечь его заживо. Я видел Землю. Я видел, как человек вздымает каменный таран и разрубает им бензовоз, сминает его кабину с сидящим там другим человеком. Я видел Разум. Я видел, как люди, лишённые воли, бежали убивать и умирать. Я видел, как полицейские с пустыми равнодушными глазами безжалостно крошили очередями из автоматов спины бегущих вперёд гражданских…

Сахар! Так-то, если подумать, то все проявления «волшебства» в том мире, которым я был свидетелем, всегда были страшными… Ну, кроме того единственного случая, когда молодой Гридень катался по Кремлю рядом с бегущим мной на своём «земляном скейте». Но, это, пожалуй, малозначащее исключение, только подтверждающее правило. Тем более, тому Гридню потом за это его баловство неплохо прилетело от начальства.

Получается… магия — это страшно? Магия — это смерть… смерти… много смертей?..

Ночь, дождь, море. Я не смог уснуть снова после пробуждения. А кто бы смог? Кто бы смог заставить себя вернуться туда, где только что испытал муки смерти? Я не смог.

Я встал с постели, долго растирал ладонью грудь, которая ещё очень хорошо помнила боль от пробивших её в десятке мест пуль. Потом долго стоял в санузле напротив зеркала и умывал горящее лицо холодной водой. Потом просто стоял, уперев руки в раковину, а бараний взор в свою рожу, отражавшуюся в зеркале, не видя её. На самом деле, ничего не видя. И ни о чём не думая, навалился какой-то ступор, торможение, тупняк.

Потом… вернуться обратно в постель я не смог себя заставить, хоть часы на руке и показывали час ночи, что значило — проспал я всего ничего. Два — два с половиной часа, не больше. Сидеть в кресле, в темноте, лупая глазами, тоже не смог. Не усидел. Оделся, накинул поверх тёплой джинсовки купленный прошлым утром в маленьком хозяйственном магазинчике целлофановый дождевик, взял ключ от номера, да пошёл наружу.

'Вздохи вились, словно плети

В прахе пепла и слов

Только дверь слетела с петель,

На пол грохнул засов', — всплыло в голове четверостишие всё той же песни. Очень подходило оно под состояние моих мыслей, души и эмоций. Действительно: в доме находиться было настолько невыносимо, что дверь хотелось именно выбить. Разом, с силой, со злостью, так, чтобы с петель, чтобы об пол плашмя замком, так как никакого засова на ней, понятное дело, и не было… Но. Нет. Я открыл её тихонечко. Выскользнуть в коридор постарался неслышной тенью. Такой же тенью проскользить по коридору к лестнице, не тревожа спящих за тоненькими деревянными стенками-перегородками

людей. Зачем нарушать их сон? Их же там во сне не убивают…

Январь в Адлере, это не лето. Снега, конечно, нет, и лужи под ногами не замерзают, но влажность и температура… прямо-таки привычный мне хороший ноябрь. Даже конец ноября. Когда солнышко светит — хорошо, даже жарко, загорать и загореть можно. Но стоит солнцу зайти, как любое ощущение лета исчезает. Голые безлистные деревья, зелененькие газоны, зелёные пальмы, зелёные ели и сосны с очень длинными и очень пушистыми иголочками. Холод, ночь, дождь, ветер, срывающий с тебя этот бесполезный дождевик, бросающий прямо в лицо ледяные дождевые капли, которые потом по щекам текут, словно слёзы…

Бесполезный дождевик. Неудобный и совершенно не помогает. Если в узких улочках Мирного он ещё хоть что-то, хоть как-то, хотя бы плечи закрывал и оставлял сухими, то после выхода на простор Триумфальной улицы, огибающей Олимпийские объекты и плавно заворачивающей к берегу моря, защищать он перестал даже плечи. Притом, что нынче даже ещё не шторм, просто циклон. Просто дождь с ветром. Даже как-то захотелось увидеть, как же выглядят здесь шторма? Их последствия я уже наблюдал: сломанные деревья, подмытая береговая линия, на одном из участков даже полностью обвалившаяся часть набережной. Последствия, но не сам шторм.

Наверное, зрелище незабываемое.

Но нет. Сегодня ночью был просто дождь. Холодный, злой, кусачий зимний морской дождь. И ветер. Я же шёл по совершенно пустой, выложенной тротуарной плиткой набережной, смотрел на волны, что медленно, с величественным спокойствием подходили к берегу, а после вздымались, накатывали, набегали, пенились, а после грозно шелестели камнями, которые были ими подняты со дна, вобраны в гребень и со всего разбега ударены о другие камни, те, что лежали на берегу.

Грозный шелест. Впечатляющий. Учитывая, что бьются там не песчинки, а полноценные такие булыжник с кулак, а то и два величиной. Ударит такая вот волна по ноге — раскрошит, размелет кость… Или, мне это только так кажется? Не знаю.

Но вода… какая же у неё силища! Вот так, стоя ночью на пляже, под дождём, мокрый до нитки, дрожащий и стучащий зубами от холода, я видел, чувствовал это, ощущал… Только, почему-то уже не боялся. Не боялся воды.

Хотя, что тут удивительного? Меня ведь убили в том мире. Стало быть, логично, что и фобия тоже умерла вместе со мной там. Её ведь никогда и не было здесь. До того, как. А теперь это «как» кончилось… и от этого мне так грустно.

* * *

Переживания переживаниями, эмоции эмоциями, а, когда ты вымок, как выдра и замёрз, как собака, любые переживания идут по боку! Жгучее желание свалить побыстрее куда-нибудь в тепло и в сухость, замечательно вытесняет любые эмоции, не связанные напрямую с этим желанием.

Замечательно прочищает мозги. Местами, даже лучше и быстрее, чем бег или иные физические упражнения. Не быстрее, правда, чем хороший удар в зубы, тот, вообще, действует мгновенно. Но уж чего нет, того нет. Есть холод. И есть физические нагрузки.