Княжич. Соправитель. Великий князь Московский
Шрифт:
– Государь твой срок положил седьмицу, а посему жди, когда позовут тя ко мне. Боярин Никита Костянтиныч отведет тобе горницу и клети для стражи твоей.
Шемяка резко встал, показывая, что прием кончен. Все следом за ним встали из-за стола. Опять помолились на образа оба гостя и, кланяясь Шемяке, сказали:
– Будь здрав, государь!
Поклонившись потом всем прочим, послы Бориса Александровича готовы были уже двинуться вслед за Никитой Константиновичем, как неожиданно остановил их Шемяка. Он прекрасно понимал, что в Твери знают больше о русских князьях
– Где теперь князь Василий Ярославич с Ряполовскими?
Боярин Садык повернулся к Шемяке лицом и, слегка поклонясь, сухо, но вежливо ответил:
– Русские князья с полками своими давно вышли из Пацына литовского, а около Ельни сошлися нечаянно с царевичами Касимом и Якубом. Ныне же идут с татарами к Угличу. – Садык опять слегка поклонился Шемяке и прибавил: – А боле мне о них ништо не ведомо…
Шемяка побледнел, но, взглянув на растерянные лица своих единомышленников, сдвинул сурово брови.
– Спаси Бог тя, Лександр Андреич, за новые вести, коли они истинны. Иди отдохни с пути, а через дни три ответ дам…
Глава 5
Взятие Москвы
День и ночь скачет сотня конников под началом воевод Льва Измайлова и Андрея Плещеева. Только небольшие привалы делают конники, чтобы лошадей кормить да часа два самим поспать, а больше в пути, в седлах сидя, дремлют, досыпают невыспанное. Врассыпную скачут человек по десять полсотни тверичей с Измайловым да полсотни москвичей с Плещеевым. Меж собой оба воеводы ежечасно сносятся, и привалы в одно время делают, и во все стороны, хотя и недалеко, посылают по два воина в разведку.
От Твери по Волге до устья реки Сестры верст сто сорок и от устья Сестры до владенья в нее Яхромы еще верст тридцать впереди ехал отряд Льва Измайлова, а дальше, по Московской земле, впереди отряд Андрея Плещеева поскакал. Тут москвичи уже дома и дорогу лучше тверичей знают.
– Ухо востро доржать надобно, – говорит Плещеев Измайлову, – тут ведь по Яхроме-то дорога идет из Димитрова на Клин…
Щурясь от заходящего солнца, оба воеводы в сопровождении стремянных едут рядом между своих отрядов. Конники впереди и позади них вытянулись по одному в длинную цепочку. Едут воеводы с опаской, хоть и по льду, но у самого края пологого берега Сестры, чтобы в случае надобности легче было скрыться в бору.
– Твой отряд весь прошел, – говорит Измайлов, усмехаясь и разглядывая конские следы на узенькой дорожке, – а будто тропинка тут малая, и не знаешь, полсотни ли по ней, аль десяток проехал.
– От дедов так научены, – засмеялся Плещеев, – а деды бают, что их деды еще от половцев в Киевском княжестве тому учились.
– Гуськом-то ехать, – продолжал Измайлов, – и тот расчет, что тревогу враз один от одного узнает, и все в лес за един дух.
– Истинно, – отозвался Плещеев. – Нам бы токмо к устью Лутошни пригнать, а как свернем, не хоронясь уж полетим по самой середине реки!
– А много до устья-то? – спросил Измайлов.
– Верст
Вздрогнул, не договорив, Плещеев. Впереди один за другим конники в бор через опушку метнулись. Помчались в лес и воеводы, а за ними и дальше вся длинная цепочка конников. В бору опять гуськом выстроились; поехали, извиваясь меж огромных стволов сосен и елей, словно ввинчиваясь в лесную глушь. В хвосте этой цепочки всадников остались только оба воеводы со своими стремянными. Приказав скрывшимся в бору воинам ехать шагом вдоль берега, сами воеводы поехали ближе к опушке, но старательно прячась в гущине ветвей высоких кустов. Вскоре подъехал к воеводам на сухопарой киргизской лошадке седобородый конник Лыко, Иван Семеныч.
– Не нужно съезжать на лед, – сказал он вполголоса Плещееву. – Шемякины конники там полон гонят по Лутошне. Пропустить их на Сестру надобно. В Клин, чаю, полон гонят…
– Много их?
– Душ двадцать, – ответил Лыко и, вдруг сверкнув глазами, добавил: – Может, отбить нам полон-то?
Воеводы переглянулись, и глаза их тоже загорелись, но сразу потухли.
– Про Москву ты, Семеныч, забыл, – сурово молвил Плещеев. – Возьмем Москву и все полоны сразу отымем. Как нам к Лутошне ехать?
– Токмо берегом, Андрей Михайлыч, – ответил Семеныч, – налево свернем, потом по правому берегу Лутошни поедем. Дале-то где можно берегом, где по льду. Ведомы тут мне все пути и перепутья. А Клин-то объедем, тогда можно и все время до самого верховья по Лутошне гнать, а там просекой.
– Ну а теперь ехать нам шагом аль рысью? – спросил Измайлов.
– Можно и рысью малой, господине, – ответил старик. – Тропку тут знаю, гуськом можно. Гоните за мной, к голове сотни подгоним да за собой ее и поведем.
Когда воеводы на рысях подъехали к устью Лутошни, увидели сквозь сучья: тянется по льду обоз, окруженный конниками Шемяки. Медленно ползут деревенские дровни, груженные мерзлыми тушами, мешками с зерном и мукой, а возле дровней парни и девки, душ пятнадцать, да за обозом баранов с десяток.
– Ишь, окаянные! – злобно крикнул Семеныч. – Чаю, Соглево разорили, ироды! Верст двенадцать от устья Соглево-то будет. Богатое село!
Стиснув зубы, воеводы молчали. Когда же обоз с шемякинцами свернул налево, на реку Сестру, и скрылся за поворотом, Плещеев крикнул:
– Семеныч! Веди всех на лед! На Москву, на Москву скорей!
Звонко застучали по льду копыта коней, выезжая на середину реки. Верст двадцать скакали воеводы без отдыха. Морды и бока коней покрылись на морозе пушистым инеем, а у людей усы и бороды превратились в ледяные сосульки. Злоба и досада кипели в сердцах воинов, видевших, как разоряют и полонят слуги удельных князей их родную землю, но они знали, зачем ведут их к Москве, и ничто, казалось, не могло остановить их. К воеводам подскакал Семеныч и крикнул, еле выговаривая замерзшими губами: