Княжич
Шрифт:
— Вот значит как? — Спросил наследник фамилии Смирновых, сидящий рядом. Это был дядя Семёна, Иван. — Хотела удавить нас и на моё место поставить бесхребетного Андрея? Твоего мужа-тряпку? — Покачал он головой. — И из-за чего? Из-за наказания твоих поганых отпрысков, место которым на каторге? Признай, если бы не заступничество нашего рода они давно бы сидели в тюрьме для малолетних. Ведь так, Люда?
Повернув к нему голову, Людмила Ильинична лишь снисходительно усмехнулась.
— Моих сыновей никогда не осудят, Иван. Не те у нас времена. И не черни из полиции указывать мне, как воспитывать своих кровиночек.
— Похоже, ты не воспринимаешь нас всерьёз? — Полностью отстранил отца от разговора наследник, оставив тому роль молчаливого свидетеля. — Слышала, может? Недавно Семён расстрелял одного из сыновей хана, Ильхама. Может мне последовать примеру племянника и, невзирая на последствия расстрелять тебя как собаку?
— Ха! — Хмыкнула она, показывая, что думает об этой угрозе. — Кишка тонка, наследничек.
— В чём-то ты права, — кивнул он. — Это будет слишком милосердно. За попытку убить главу и наследника своего рода, о чём ты вечно забываешь, называя себя Чернозубовой, наказание будет соответствующим. Смерть! — Вынес он приговор. — Но не тебе, — заметил он, после того как Людмила вся напряглась. — Твой сын, Пётр, даже после того как мы приставили к нему дядьку умудряется творить такое, от чего у нас волосы дыбом встают. Чуешь теперь, чем пахнет?
— Не смей! — Вскочила со стула Людмила, растопырив пальцы на руках и попытавшись, напасть на наследника.
— Цок, — щёлкнул пальцами старый князь, и мачеха Семёна замерла на месте, словно, закаменев. — Не напрягайся так, Люда. Не тебе пытаться побороть мои чары. Я хоть и стар, но пятый ранг ношу по праву, — грустно улыбнулся старик. — Мне очень жаль, что приходится так поступать, но другого выхода мы не видим. Иван, — попросил он, и его сын оставил их, сходив в комнаты детей брата, вернувшись со всеми тремя его отпрысками. Петром, Витей и Машей Смирновыми, понуро шли они, ещё не зная зачем их позвали в кабинет главы рода, но ничего хорошего от того не ждя.
— Мама! — Вскрикнули они, испугавшись происходящего в кабинете, и подбежали к Людмиле, пытаясь её растормошить. — Мам! Мам! Что с тобой?
Наследник рода закрыл дверь и встал за их спинами.
— Она вас слышит и видит, но двигаться не может, — пояснил князь, внимательно отслеживая реакцию детей. Все трое искренне переживали за мать.
— Отпустите её! — Потребовала Маша. — Пожалуйста, — добавила она после некоторого усилия над собой.
— Я расскажу всё нашему второму деду, — сразу начал угрожать Пётр своими родственниками со стороны матери, а вот Витя молчал. Умненький мальчик.
— Сегодня мы позвали вас не для разговора или угроз, а для наказания. — Прикрыл глаза старик, словно постаревший в один миг ещё на десяток лет. — Пётр, — посмотрел на него князь в упор. — За свою недолгую жизнь, за все шестнадцать лет, ты убил пять человек. Все они были твоими ровесниками, а кто и младше, вплоть до того пятилетнего ребёнка, чью жизнь ты загубил закопав в песочнице, где тот и задохнулся. Да, мы знаем об этом, хоть ты и попытался скрыть следы, — простонал князь, чувствуя, как кровь прилила к голове, а виски заломило. — Искалечил несколько десятков. Изнасиловал или поломал жизнь ещё большему числу людей, как посторонних, так и наших слуг… Сегодня
Маша и Витя молчали, всё ещё не осознав, что сказал их дед.
— Но, но, — начал блеять и заикаться Пётр.
Вот брат Петра отошел от шока и сделал осторожный шажок, пытаясь обнять Петю, но тот его оттолкнул.
— Отстань, — прокричал он. — Мама, мама, — вцепился он в обездвиженную Людмилу, пытаясь до неё докричаться. — Скажи им! Кто они такие, чтобы угрожать нам? Мы Чернозубовы! Мам! Ты же говорила?! Ма?
— Время вышло.
Иван, вся это время стоявший за спинами детей схватил их за шкирку и отвел в сторону, не позволяя вырваться из своей хватки.
— Смотрите, что с вами случится, если вы и дальше будете слушать мать, — прошипел он им на уши.
Очередной щелчок пальцами и Петра подняла в воздух, словно невидимая рука, открывал он рот, пытаясь кричать, но не мог произнести ни звука. Запахло палёным и одежда на нём вспыхнула. Вся и разом.
— Мама, — всхлипнула Маша и закрыла глаза ладошками.
Витя в отличие от сестры пытался вырваться из хватки дядя Ивана и помочь брату, но держали его крепко.
— Ему больно. Не надо, дедушка, — просил он. — Пожалуйста, пощади.
Судя по перекорёженному мукой лицу, и судорожным движениям в воздухе, Пётр всё чувствовал.
— Видишь, на что ты заставила нас пойти, Людмила? Это всё твоя вина! — Припечатал князь словом мать истязаемого ребёнка, словно не замечая дорожки слёз из её глаз.
Огонь вспыхнул с новой силой и мучения Пети закончились, осталась после него лишь сажа и подкожный жир, осевший на лампочках в кабинете главы рода Смирновых.
Это произошло, когда, мы завтракали, елозили наши с Юлианой ложки, по тарелкам, перекатывая, варёные брокколи и морковку, пытались мы шутливо отвлечь друг друга, чтобы переложить завтрак в чужую посуду.
И тут в посёлке зазвучала тревожная сирена на случай чрезвычайных происшествий. Громкость её была такова, что хотелось зажать уши и спрятаться под столом.
— Ой! — Подскочила на стуле Юлиана, перевернув тарелку. По полу запрыгали так и не съеденные овощи.
— Что случилось? — Спросила меня Алиса. — Что за шум? — Тревожно смотрела она в окно.
— Не знаю… — Начал я приподниматься, стремясь убежать и всё выяснить. — Может ложная тревога? — Предположил я.
— Семён! — Залетел в наш дом взмыленный Михаил. — На нас летит целая армада Казанцев! Не меньше двадцати боевых вертолётов и десять дирижаблей. Нужно всем уходить в лес! Немедля, — поторопил он нас.
Алиса, услышав это, вся побелела.
— Как, как, — не находила она слов, с тревогой смотря на ничего не понимающую дочь, радующуюся тому, что избежала участи кушать невкусные овощи.
— Нам не уйти, — отрицательно покачал я головой. — Сам знаешь. Не дадут.
— И что? Предлагаешь сдаться? — Напрягся он.
— Нет, конечно. Будем драться.
— Их не меньше десяти тысяч, — осторожно заметил Жук. — У нас нет и шанса. Уходите. Дружина останется, и будет отбиваться, сколько может, дав вам и остальным шанс.