Княжич
Шрифт:
Эмир же встал на колени и стал молиться. Мудрый человек.
— Тых-тых-тых, — прозвучали несколько выстрелов, и всё было кончено.
Алиса всхлипнула и отвернулась. Бросив последний взгляд на своих врагов, я повёл её домой.
— Что это? — Спросил своих слуг хан. — Что вы мне принесли? — Недовольно осмотрел он поставленную к его ногам картонную коробку, всю в тёмных потёках. — Языки проглотили? — Зло сощурился хозяин всей Казани.
Слуги же переминались с ноги на ногу, и не решались
— Брат, — обратился он к князю Рязанскому. — Открой, сделай милость, посмотри, что они там притащили.
— Высечь! — Приказал князь Рязанский, указав головой на молчавших слуг и, тех увели. — Фу, чёрт! — Прикрыл он рукавом кафтана лицо, приоткрыв коробку. — Почему так воняет? И что это?! Кровь?
— Что там? — Нахмурился хан.
Брат Утямыш-Гирея не стал отвечать, а просто вынул из коробки голову его сына.
— Тут ещё послание, — заметил он засунутую тому в рот бумажку.
— Прочти, — отдал приказ хан.
Вынув её и развернув, он прокашлялся и зачитал:
— Если вы, хан, не можете достойно воспитать сына, не стоит и заводить детей вовсе. С уважением, Семён Андреевич Смирнов.
В тронном зале казанского дворца владыки всех татар повисла мёртвая тишина.
— Гильгамеш, — смежил веки хан, обратившись к одному из своих воевод. — Возьми десять тысяч моих войск и раздави этого мальчишку, посчитавшего, что за такое оскорбление ему ничего не будет. Выжги его поселения, оскопи всех мужчин, что ему служат, а женщин и детей удави. Алису же и дочь Ильхама, Юлиану — привези ко мне живыми. Живыми, я сказал! Я сам с ними разберусь, — пообещал он, сжав кулаки.
— А что делать с Семёном Смирновым? — Осторожно спросил Гильгамеш.
— Удиви меня. Казни так, чтобы все наши враги содрогнулись.
— Будет сделано, мой хан, — склонился перед ним лысый детина, срочно покинувший дворец и в тайне ото всех начавший собирать воиска.
Прошло несколько недель. Дружина была настороже. Холопы стояли на ушах. Каторжники точили ножи. Все ждали ответных действий хана, а я работал, и когда было время, развлекался, словно ничего не случилось.
Знали бы они, какую я посылку отправил хану, уже бежали бы без оглядки, а так просто нервничают.
— Выше, выше! — Кричала Юлиана, пока я её подкидывал. — Ха-ха-ха, — радостно пищала она, пока на очередном подкидывании я не кинул её в пруд, бухалась она в него бомбочкой, подняв тучу брызг. А визгу то, визгу. — Юху-у-у-у! — Выбиралась она из него вся мокрая и давай снова проситься на руки. — Папка, Семён. Выше! Давай! Кидай! У-у-х! — Полетела она как птичка, чтобы сделать плюх в воду словно бегемотик.
Народ видел, что я нисколечко не волнуюсь и сам успокаивался, перестав вздрагивать от шума наших вертолётов над головой и усиленных патрулей.
— Может, хватит? — Спросил, я названную дочь, весь упрев. — Иди вон маме понадоедай, а
В сегодняшний жаркий день на пруду было не протолкнуться от людей. Визжали дети, загорали мамы и усердно жарили шашлык мужики, поливая его водой и кетчупом, заполнился у меня рот слюной.
Алиса села на диету и нас посадила, приходится только слюни и глотать. Вот ей моя мстя.
— Мама, ты видела как я плюх-плюх? Видела, видела? — Подпрыгивала в нетерпении Юлиана, забрызгав маму, стекающей с неё водой. — А потом плюх, — шлёпнула она ладошкой по её животу, оставив на нём мокрый отпечаток с крупинками песка в нём.
Я же стоял в сторонке и усмехался.
— Видела моя хорошая, — пригладила на ней волосы Алиса, посмотрев на меня с немым обещанием во взгляде. — Иди к друзьям. Покажи мне, как ты ныряешь.
— Хорошо, а ты со мной?
— Я скоро присоединюсь, — обманула дочку эта врушка.
— Смотри, как я умею! — Забежала в пруд Юлиана, показывая, как она плавает на спине, набирая в рот воду, и выплёвывает её, словно кит.
Алиса показала ей большой палец.
— Может, тоже пойдем, искупаемся? — Присел я на шезлонг к жене, загородив той солнце. — Хватит буку строить, — провёл я рукой по её впалому животику, отряхивая тот от песка. — Ну как?
— Я не собираюсь нырять в этот противоречащий всем правилам санитарии пруд, — поджала она губы, согнав мою руку со своего живота. — И если ты забыл, нас пригласили на прием к наместнику Сибирска и вместо того чтобы готовиться к приёму мы занимаемся чёрте чем, торча тут, — оглядела она галдящую толпу радостных простолюдинов, служащих нам.
— Не хмурься, Алис, а то морщинки появятся, — наклонился я вперёд, поцеловав её в носик, от чего она ещё больше нахмурилась. — И отвечая на твои ворчания — пруд у нас чистый, ключевой. Эту воду пить можно.
— А к приёму готовиться значит не надо? — Вручила она мне крем от загара, перевернувшись на живот. — Намажь меня.
— Чего там готовиться? — Удивился я, выдавив в ладошки желеобразную массу крема, став втирать его в спинку Алисы.
Мешающие мне лямки её чёрного лифчика я по-хулигански развязал.
— Эм-м-м, — замычала она, поведя плечами, недовольная моим самоуправством. — Смотрят же, — пожаловалась, она, чуть смутившись.
— Ничего не видно. Не бойся, ты у меня красавица, — успокоил я её, с удовольствием втирая крем ей в кожу и наслаждаясь податливостью своей жены, вся разомлела она на солнышке. — Приятно? — Перешли мои руки чуть ниже, к её пояснице и бёдрам, довольно поглаживал я её, вслушиваясь в слышимое только мне мурчание Алисы.
— Нет, — проворчала она, но последующий за этим стон опроверг её слова. — И ты так и не ответил на вопрос, про приём.