Княжич
Шрифт:
— И… раз… — упираются ноги в торчащие корни. — И… раз… — трещат от напряжения жилы. — И… раз… — скрипят зубы. — И… раз…
— Только бы брус выдержал, — шепчет Асмуд. — Только бы выдержал…
Выдержал брус. Что ему, дубовому, сделается. И вервье не порвалось. И канаты не лопнули.
— Хорош! — крикнул Айвор. — Вяжи!
Привязали конец за дальнее дерево. Звенят канаты. Как струны звенят. Хоть плясовую на них играй. Только кто теперь плясать-то вздумает?
Под вервье колоду поставили.
— Готово, ярл, — сказал Айвор. — Стрелять можно.
— Погоди, конунг должен подойти, — ответил Асмуд, а сам подумал:
— Вон он. Едет.
И верно. Игорь уже подъезжал на своем коне…
Подъехал…
Спешился…
Поближе подошел. С опаской оглядел взведенную приспособу.
— Пробная? — спросил, кивнув на стрелу.
— Пробная, конунг, — сказал старый варяг.
— Ну, давай, — сказал каган и подальше отошел. Старый варяг привычно закинул усы за плечо, подошел к колоде, поплевал на ладони, словно и не воин вовсе, а обычный плотник. Размахнулся своим боевым топором и со всего маху рубанул по вервью.
Со звоном лопнула натянутая струна. С шумом выпрямился дубовый брус. Ушла стрела в небушко…
— Раз… два… три… — загибал пальцы старый варяг, отсчитывая ее полет…
— Что они там, уснули, что ли? — переживал посадник. — Отчего на штурм не идут?
Он стоял на стене. Вглядывался в бор на том берегу. Все пытался рассмотреть там что-то. Пытался понять, что затеяли вороги.
— А может, они, это… — сказал молодой ратник, стоящий рядом.
— Что?
— Это… обратно повернули. А?
— Если б так… — Посадник головой покачал. — только не повернули они. И не повернут. Им на Коростень надобно. А путь один. Через нас.
— Болярин! — крикнули со стогня. — Так греть оду аль нет?
— Грейте, — ответил он, как отрезал. — Что же ни затевают? — повторил, вновь повернувшись к переправе. — Что затевают?
И тут тишину разрезал резкий свист.
— Смотри, болярин! — ткнул пальцем вдаль ратник. — Что это?
А свист все нарастал. Еще мгновение, и над головами изумленных древлян пронеслась огромная стрела. Перелетела над градом и с треском врубилась в лес за противоположной стеной.
— Мазилы! — крикнул молодой ратник, спустил порты и в бойницу свой голый зад показал. — Вы лучше сюда стрельните. Все одно не попадете!
— Вот они, Перуновы стрелы, про которые Вяз-га говорил. А я-то думал… — Казалось, посадник был Разочарован. — Слышь, Радоня, — крикнул он дородной поварихе, — накрывайте прямо на стогне! Обедать пора…
— …девять… десять… — продолжал считать Асмуд, — одиннадцать… — он понял, что все пальцы загнул, и уже продолжал просто так, — двенадцать… тринадцать… четырнадцать… все. Пролетела.
Тем временем воины, нарадовавшись вволю, принялись привязывать горшки к стрелам.
— Четырнадцать, — повторил ярл, отмерил четырнадцать вершков на шнуре, торчащем из узкого горла кувшина.
Потом то же самое сделал и на другом горшке, подумал немного и укоротил второй шнур еще на вершок.
— Заряжай! — приказал он воинам…
На стогне уже обед заканчивали, когда в небе вновь раздался свист.
— Во, — сказал кто-то, — Перун новую стрелу пустил.
— Пускай, — ухмыльнулся посадник, — а то ворон слишком много развелось. «Вот ведь людям заняться нечем», — хотел добавить он, но не успел.
Новая стрела, пролетая над городом, вдруг странно
— А-а-а-а!.. — страшно заголосила Радоня.
В испуге черпаком прикрылась. А через мгновение крик ее утонул в реве упавшего на людей огненного шквала.
С воплями все бросились врассыпную. Старались укрыться от пыла и жара. Да какое там. Разве от Пекла укроешься?
Огненный ливень хлестал беспощадно, не жалея людей.
Не понял посадник, как очутился под вспыхнувшим столом. Прополз вдоль него, наружу выглянул и почуял, как волосы на непокрытой голове дыбом встают.
Прямо на него бежит мальчонка лет шести. Из огнищанских чад, что за стенами Малина от врагов укрылись. Бежит и обезумевшим факелом пылает. Кричит он так, что, кажется, еще немного — и сердце посадника не выдержит. Жутко кричит. А пламя жрет его. Тварью ненасытной. Истязателем безжалостным.
Выскочил посадник из-под стола…
Схватил ковш с водой…
Плеснул на мальчонку…
Отпрянул в ужасе.
От воды еще пуще огонь вспыхнул [27] .
— Ма-а-а-ма! — захлебнулся криком мальчишка.
Упал.
Затих.
А вокруг люди полыхающие мечутся. Вонь стоит нестерпимая.
Копотью воняет…
Плотью горящей…
А посадник так и застыл с ковшом в руках.
Стоит…
Безумными глазами смотрит на догорающего…
Поделать ничего не может.
— Болярин! Болярин! — сквозь крики и огненный рев слышит посадник и с трудом понимает, что это его зовут.
27
Так называемый греческий огонь, рецепт приготовления которого не сохранился до наших дней, по описаниям современников, подразделялся на два вида. К первому виду относилось приспособление, напоминающее современный огнемет. К металлической трубе с торца крепился резервуар с жидкостью. В этот резервуар при помощи мехов нагнетался воздух. Затем открывали кран, и жидкость под давлением через трубу, на конце которой находилась жаровня с древесным углем, вырывалась наружу огненной струей. Дальность «стрельбы» из такого «огнемета» была невелика (до пяти метров), поэтому данные приспособления использовались византийцами при атаке на вражеские корабли. В «Повести временных лет» говорится о том, что именно таким способом греки сожгли флот князя Игоря. Ко второму виду относились глиняные амфоры с запалами, которыми при помощи метательных машин (оксибелесов и онагров) обстреливали вражеские города и укрепления. Согласно хронистам, особенностью греческого огня было то, что от воды он разгорался сильнее. Потушить его можно было только песком.
— Болярин! — подбежал к нему ратник. — Поляне с русью на штурм идут!
— Где? — спросил он, а сам от мальчонки глаз оторвать не может. — Где они?
— К переправе подходят!
И очнулся посадник от страшного сна.
— Кто живой?! — орет. — На стены! — а сам чует, как по щекам его слезы текут.
Утерся быстро, чтоб не видел никто. Отшвырнул бесполезный ковш.
— На стены! — на бегу крикнул. Вверх по лестнице влетел. Дышит тяжело.
На переправу с ненавистью смотрит. А там уже войско вражье.