Княжий отрок
Шрифт:
— Доверши, княже, великое дело, прикажи построить здесь церковь деревянную и воздвигнуть обитель.
— Я уже сказал, что это так и будет, — ответил князь.
Долго беседовал Ярослав с Григорием о постройке монастыря, осмотрел оставшиеся после разорения стены детинца и, уезжая, проговорил:
— Господь помилует, и теперь уж татары не разорят, как раньше, эту обитель.
Возвратившись в город, Ярослав поднялся наверх к княгине.
— Ну что, государь мой, видел ты своего отрока? — спросила Ксения мужа.
— Видел
Княгиня с любопытством смотрела на князя, ожидая, что он ей расскажет про своего отрока. Появление Григория ее мало изумило: она точно предчувствовала это, и когда князь рассказал ей о неожиданной встрече с отроком, Ксения перекрестилась, тихо промолвив:
— Слава Богу…
Гораздо больше княгини радовался сам Ярослав.
Появление отрока снимало с его сердца тяжелый камень, постройкою храма и обители князь думал снять с совести и свой грех.
Чуткая ко всему княгиня поняла мысли мужа.
— Ну, дай Бог Григорию все благополучно закончить, — сказала княгиня, — дело хорошее, дело Божье он затеял.
— Истинно, что Божье, — проговорил Ярослав, — если бы ты, Ксения, видела, сколько старателей из горожан собралось к нему на работу.
— Повидать мне его хотелось бы, — задумчиво промолвила Ксения.
— Чего ж и не повидать его тебе, поедем хоть завтра на тот берег.
— Нет, — после некоторого молчания сказала Ксения, — пока еще не время… Вот когда окончена будет вся постройка, тогда и поедем, и помолимся, все вместе замолим наш грех.
— Как знаешь, решай сама.
Красота княгини к этому времени стала еще пышнее и разум острее. Князь любил ее теперь еще больше прежнего. И тверитяне гордились своею молодою госпожой, уважали ее за набожность, приветливость и почитали наравне с самим князем.
Постигло князя в эти годы большое горе. Умер его любимец, старший сын. Но княгиня и тут умела утешить мужа, и он перенес потерю с терпеливой покорностью. Только на лице Ярослава глубокая борозда явилась.
А молодой княгине жилось совсем хорошо: от князя и до горожан все ее уважали и любили, и жила она в таком довольстве, какого и во сне не снилось. Одно ее огорчало: детей у них не было. Но и тут она нашла себе утешение: свою любовь к детям она перенесла на пасынка и падчерицу, они и любили ее, как свою родную мать.
XLI
Дело по постройке обители спешно двигалось вперед. Григорий целыми днями не покидал работ, и указывал, и сам во всем помогал, как мог. Силы у него будто утроились, и он то появлялся среди одной кучки рабочих, то его исхудалое лицо мелькало в другом конце расчищенной площади.
Гулко звенели топоры рабочих, прилаживающих бревна, и сруб церкви быстро поднимался вверх.
Одновременно с церковью росли и кельи для иноков, и трапезная, незатейливый забор кривой лентой обегал все
Все покупные материалы и продовольствие для рабочих шли из княжеской казны.
На ночь все отправлялись домой в город, и, кроме отрока да двух караульных, никого не оставалось на постройке.
Нередко сам князь наведывался сюда, чаще всего один, а то и с молодым княжичем или с Матурой.
Григорий привык к их посещениям и передавал Ярославу о том, что ему удалось сделать в это время.
— Как у тебя здесь хорошо, Гриша, — говорил княжему отроку княжич, — свободы, простору много, так бы и не ушел отсюда.
С нежною любовью посмотрел Григорий на княжича.
— Дозволь мне, батюшка, остаться у него здесь, — стал просить Михаил у отца, — поживу здесь хоть недельку…
Но Ярослав, напуганный смертью своего первенца, не разрешил княжичу остаться. Он скучал без сына и не мог и одного дня оставаться без него.
— Не теперь, сынок, после, по весне, смотри, лист уж желтеет, осень на дворе, холодно.
— А Грише-то не холодно разве здесь? — простодушно спрашивал мальчик.
Великий князь смутился.
— Он уже, сынок, привык, — ответил Ярослав.
Грустно было Михаилу покидать своего друга.
— Попроси, Гриша, батюшку, чтобы он меня здесь оставил!
Григорий печально взглянул на ребенка: он всей душой любил княжича и рад был бы, чтобы тот остался с ним.
— Нельзя тому быть, — сказал отрок, — нужно покоряться родительской воле.
И князь с княжичем уехали домой.
Осенний день рано угас, рабочие разошлись, и в недостроенных зданиях воцарилась тишина.
А князя ждала дома радостная весть.
Давно лелеянная надежда сделаться матерью улыбнулась молодой женщине. Краснея от смущения, Ксения сообщила об этом Ярославу.
— Да будет благословенно грядущее дитя, кто бы оно ни было, отрок или отроковица, — радостно проговорил князь, обнимая жену.
— Это нам Бог посылает, — пролепетала в свою очередь Ксения, — за твое благочестие, княже.
На другое же утро князь нарочно поехал за Волгу рассказать о своей радости Григорию.
— Велик Господь и в скорбях и в радостях, какие Он посылает людям, — прошептал Григорий.
Полный радостных чувств, плыл на дощанике Ярослав обратно в Тверь. Все радовало его, все веселило его сердце.
«Вот избавил меня Господь от тяготы душевной, и сохранил Григория, и наставил на доброе дело, — думал князь. — У меня добрая жена и хорошие дети — сын и дочь, Бог даст, и второй сын будет. С новгородцами я в мире, брат Александр в ладу со мною. Все, слава Богу, хорошо, радостно и любовно!»
И, не дожидаясь, пока дощаник пристанет к берегу, Ярослав выпрыгнул на прибрежный песок и поспешно стал взбираться к детинцу. Хотелось ему в такую минуту быть поближе к своей семье.